Мозес

Должны ли мы то, или, наоборот – только это? К тому же, что помешает мне допустить, что, быть может, на самом деле нам следует заняться еще чем-нибудь третьим или даже четвертым и пятым?

Весь фокус, Мозес, в том, что мы этого не знаем. Мы – знающие, как выглядит Большой Взрыв и строящие в каждом заштатном городишке по коллайдеру – не знаем такой простой вещи, как «быть» или «не быть», тем самым погружая себя в пучину сомнений и близкого отчаянья.

Вот. Что. Я. Хотел Бы. Сказать. Сэр.

Филоферий М., имевший обыкновение плевать с балкона своего дома и выбрасывать на асфальт подвернувшийся ему под руку мусор (потому что до окна почему-то всегда оказывалось ближе, чем до помойного ведра), этот милейший Филоферий М. всегда отвечал, – если кому-то вдруг приходило в голову сделать ему замечание, – что Господь не попустит, чтобы его плевок или окурок, или еще какая-нибудь дрянь, попали бы на лысину или шляпу оказавшегося внизу праведника. Следовательно, – говорил Филоферий М., – диспут окончен. Если же кто-нибудь продолжал настаивать и спрашивал его о том, откуда ему, собственно говоря, известно то, что ему известно, то на этот вопрос Филоферий М. обыкновенно отвечал: из Священного Писания. Или: из святых отцов. Или, наконец: из личного опыта. Или же еще что-нибудь в этом самом роде, что нисколько не способствовало дальнейшему обсуждению столь животрепещущей темы.

И вот я спрашиваю: должны ли мы, Мозес? Должны ли мы отхлестать господина Филоферия М. по щекам или же поступить прямо противоположным образом, оставив его щеки в покое?.. Откуда нам это знать, коли на то пошло? И что делать тем, у кого в волосах или в бороде запутался окурок господина Филоферия М.? Бежать ли в полицию или, поразмыслив, принять это со смирением, как знак проявления высшей воли? А если это последнее, Мозес, то как нам понять эту волю? Ее, так сказать, указующую направленность? Как нечто окончательное и бесповоротное, или же, напротив, как нечто имеющее, так сказать, педагогический смысл, – так что, очистившись телесно и духовно, некогда осыпанный пеплом и окурками, может теперь безбоязненно пребывать под балконом господина Филоферия М., опасаясь падающего сверху мусора не больше, чем физиологических отправлений парящих в небесах ангелов?

Вот. Что. Хотелось бы. Знать. Милый.

При этом также оставалось здесь открытым, что вера господина Филоферия М. – это всего лишь повторение на свой манер средневековой веры в добродетельную истинность испытания огнем и водой, или древней еврейской веры в неизбежность ожидающей праведника награды, о чем сам он, вполне возможно, даже не подозревал. На склоне лет, сколько мне известно, Филоферий М. получил большое наследство и разбогател… Вот-вот, Мозес. Значит ли это, что Господь все-таки был на его стороне? И был ли Он на его стороне вследствие того, что Филоферий М. всецело доверился Господу относительно траектории своих плевков, или же Он был на его стороне даже тогда, когда эти плевки время от времени все же украшали макушки отдельных праведников?.. Мы ходим блуждательно, Мозес, вот что я могу заключить с полным на то основанием. О, как же блуждательно ходим мы – настолько, насколько это вообще возможно. Не стоит и говорить – до какой степени, Мозес. Странно, что мы вообще еще способны передвигаться. И опять-таки: потому ли мы блуждаем, что не умеем разобрать в темноте дорогу или же потому, что и разбирать-то нам особенно ничего не приходится, поскольку не существует и самих дорог? Или, может быть, имеются еще и другие причины, сэр?..

Как бы то ни было, Мозес, попробуй теперь ответить, дружок, – имеешь ли ты право спросить после всего сказанного: сто́ит Истина вообще того, чтобы мы ломали голову над подобными загадками? Проводили жизнь в недоумении? Стучали в невесть какие сомнительные двери? И что это, с позволения сказать, за Истина, которая на каждом шагу норовит подсунуть нам этакие головоломки? Истина-шалунья, сэр. Этакая резвушка в коротеньком платьице. Будьте, как дети, хи-хи… Жила была девочка и звали ее, э-э… – Ее звали Красная Шапочка, сэр. Красная Шапочка, Мозес. – В каком, прошу прощения, смысле? И потом – разве это избавит нас от сомнений: следует ли нам надрать негоднице уши или, напротив, продолжать отгадывать ее загадки? Не спать ночей? Вздыхать, глядя на Луну? Тосковать, провожая взглядом заходящее солнце? Пить уксус? И все это затем, чтобы, конечно, получить в результате какую-нибудь милую безделушку, фарфорового слоника, например, или щипчики для орехов, или что-нибудь еще из того, что могло бы украсить нашу жизнь…

– Сдается мне, что ты опять кощунствуешь, Мозес, утомительно и, скорее, по привычке, чем от чистого сердца. Разве не ты видел сегодня великую Рыбу, не имеющую границ и не знающую своего имени? Была ли она похожа на фарфоровых слоников или, может быть, на что-нибудь другое? Не было ли открывшееся тебе невообразимым, Мозес? Не царский ли подарок преподнесла тебе сегодня Истина, глупец?..