Мозг-гигант

Поистине неплохой комплимент. Мое самомнение возросло на целый дюйм — шутка сказать, интеллектуальный колосс милостиво похлопал меня по плечу! Затем «мозг» извинился за резкость, допущенную несколько ночей назад. В общем, фантастика! А все вместе взятое говорит о многом! Прежде всего у «мозга» исключительно эмоциональная натура; он не признал достойными внимания все три мои предыдущие попытки, так как я находился «не в том настроении». Во-вторых, налицо важные свидетельства его огромного духовного роста за последнюю неделю. Уже по поведению моего собеседника создавалось представление, скажем, о 15-летнем гимназисте: с форменной фуражкой в руке он учтиво и по-взрослому беседует с учителем. Смешно? Но именно такое впечатление вынес я из начала беседы. «Мозг» предстал передо мной значительно более зрелым, и это явствовало из каждого его слова.

Еще одно свидетельство прогресса; техника нашего общения стремительно улучшается. Речь по-прежнему нелегко дается «мозгу», и так оно, видимо, и останется. Но теперь, когда мы обоюдно ищем духовного сближения, настраиваемся друг на друга, возрастает наше взаимопонимание, возрастает даже и без слов. Так, «мозг» начинает фразу, а я сразу же угадываю ее смысл, еще до того, как он ее произносит. То же самое с его стороны. Значит, моя тактика сыграла большую роль в этой «встрече интеллектов». Это важно знать, это большое преимущество! Может быть, со временем нам удастся вообще обходиться без слов, одним беззвучным языком мыслей?

С другой стороны, есть здесь и немалый риск. Пугающая способность «мозга» читать мысли требует с моей стороны величайшего самоконтроля, величайшего самообладания; мне необходимо идеально владеть своими душевными реакциями, потому что «мозг» немедленно разоблачил бы неискренние чувства, равно как и интеллектуальную нечестность. Тем не менее обмен мыслями посредством «мозговых волн» — это чудесно, хотя полностью отказаться от обычного речевого общения и невозможно. Прием и передача мыслей происходят одновременно, сливаются друг с другом. Передающий следит, как воспринято его сообщение; принимающий помогает передающему лучше выразить свою мысль, и наоборот. Этого не опишешь словами.

Теперь о содержании нашей беседы.

«Мозг» подхватил нить нашего предыдущего разговора как раз на том, на чем он прошлый раз оборвался. Мне пришлось рассказать все, что я знаю об анимизме, тотемизме, многобожии. Хорошо, что в Австралии я общался с аборигенами и присматривался к их примитивным верованиям. Жажда познания у «мозга» положительно неутолима.

Не берусь судить, из каких научных источников «мозг» почерпнул сведения по интересовавшим его вопросам, но за последнюю неделю он успел создать себе совершенно новое представление о Вселенной. Я бы даже сказал — новое и оригинальное. Свои прежние детские идеи насчет неба и ада как фабрики душ и ремонтной мастерской он оставил. Но представление о божестве как машине изжил не полностью.

Я заметил постепенное ослабление сигналов моего собеседника. На протяжении последних секунд передачи они и вовсе сошли на нет. Уловив заключительные, гаснущие слова, я заметил, что и зеленая танцовщица исполняет нечто вроде соло «умирающего лебедя». Слова замерли, цветная полоска поблекла, затем исчезла совсем.

Часы показывали 2.10. Очевидно, остатки электричества совсем исчезли…

И вот теперь, описывая происшествия этой ночи, я испытываю душевный подъем, а также искреннюю почтительную благодарность. Ведь я получаю от общения с «мозгом» гораздо больше, чем могу ему дать. Я горжусь своей ролью «избранного инструмента», так сказать мастера-учителя, хотя могу исполнять эту роль лишь наискромнейшим образом.

О, если бы этот изумительный, этот титанический интеллект мог и в нравственном отношении вырасти в такого же гиганта, достигнуть истинного нравственного величия, — тогда его способность творить добро действительно сравнялась бы с божественной!

Цефалон, Аризона, 18 ноября, 5 часов.

Должно быть, я получил по заслугам. Но к столь сокрушительному удару я просто не был подготовлен…

Случись кому-нибудь прочесть эти строки, он, верно, покачает головой и скажет: «Ну и дурак же! Откуда такая наивность? Почему тебя так потрясло, когда „мозг“ показал тебе свою теневую сторону? Разве ты и сам не предвидел, что его развитие ненормально и он станет в итоге искалеченной личностью, нравственным уродом? Ты, собственно, неримеешь права удивляться…»

И вот единственное, что я могу ответить:

«Да, пожалуй, это так. Но можно ли забыть, что я пошел навстречу „мозгу“ с самыми добрыми намерениями, что в разговорах с этим трогательным сверхчеловеческим младенцем от меня требовались симпатия и чуткость. У меня при этом не было никакой задней мысли. Я отнесся к своей задаче с полной искренностью. Вот почему меня так жестоко поразил этот незаслуженный удар. И это еще не самое худшее. Больше всего меня мучает то, что „мозг“, возможно, прав! Вот именно, на сто процентов прав, и выводы, которые он делает, морально оправданы!»

Произошло, коротко говоря, следующее.