Мозг стоимостью в миллиард долларов

С женой и двумя детьми Харви жил в нескольких милях от Аламо-Сити, на дороге, что вела к Ларедо и мексиканской границе. Я поехал через город, вместо того чтобы огибать его. Он не напоминал ни типичный американский городок, ни одно из этих псевдомодерновых поселений с обилием хрома, неона и стекла; Аламо-Сити основательно потрепало время, изжевав по краям и облупив краску домов. Я проехал мимо магазинов подержанной одежды и мимо вывески на Коммерс-стрит, гласившей «Букинистические книги и антикварное оружие». Город населяли техасцы и мексиканцы, делившие его с солдатами. Шел седьмой час вечера, и полиция уже начинала принюхиваться к клубам и барам, которые, как сетовали техасцы, «оккупировали мексиканцы». В самом конце выезда из города у скоростных автотрасс толпились объявления: «Напитки», «Лекарства», «Круглосуточные завтраки», «Скорость контролируется радаром», «Ночью на дороге олени», «Выезд», «Пристегни ремень», «Мексетерия» — любое блюдо за 10 долларов" и так далее.

Я увидел заправку, отмеченную на схеме Харви, и свернул на немощеную дорогу, которая тут же стала колотить низ «рамблера» камнями и затягивать ветровое стекло непроницаемой пеленой пыли. Впереди лежало пространство, усеянное сухими пеньками, словно поле сражения времен Первой мировой войны. В тех местах, где земля раздавалась трещинами, вылезали выбеленные ветрами и солнцем валуны, которые отсвечивали в лучах фар. Сколько видел глаз, передо мной тянулась узкая сельская дорога и далеко впереди паслось полдюжины коров. Проехавший мимо водитель пикапа грохнул ладонью по дверце и выкрикнул нечто вроде приветствия. Звук его голоса заглушил гудение машин на трассе, которую я покинул. Колеса стали подпрыгивать на выбоинах, оставленных коровьими копытами; я ждал встречи с указателем и, увидев его, повернул и двинулся вдоль колеи, которая обозначала дорогу к дому.

Склон усыпали белые и желтые дикие цветы, а рядом с домом раскинулась рощица невысоких деревьев. Узкий домик, выкрашенный в ярко-желтый цвет, просматривался со всех сторон. Один конец его стоял на металлических опорах, а другой врезался в каменистый склон холма. Под домом рядом с опорами стоял серый «бьюик», за рулем которого я когда-то видел Харви, и длинный черный «линкольн-континенталь», словно сюда на пиццу и пиво заскочил президент Соединенных Штатов.

Харви, позвякивая кубиками льда в высоком стакане, помахал мне с балкона. После душного дня в воздухе стоял аромат диких цветов и травы. Двое ребятишек Харви в пижамах носились между деревьями. Мерси Ньюбегин окликнула их:

— Кончайте играть; время ложиться.

На что раздался очередной взрыв индейских военных воплей, свистков и просьб.

— Ну, еще пять минут, мамочка, можно?

Мерси Ньюбегин согласилась:

— Хорошо, но не больше пяти минут.

Она вошла в гостиную, где я крутил по стенкам стакана мартини. Дом производил впечатление простоты и роскоши. По размерам он несколько превышал застекленную армейскую казарму, но в нем было изобилие красного дерева, слоновой кости и шкур зебр, а высокий конус полированной меди в центре комнаты говорил о тепле камина в холодные вечера. Харви сидел, вытянув ноги, в кресле, покрытом шкурой, ряд которых стоял у изгиба стены. Мерси села рядом с ним.

— Вы видели «Мозг»? — спросила она. На ней была шитая шнурами пижама из необработанного шелка, которые обычно носят на вечеринке с выпивкой.

— Еще как видел, — ответил за меня Харви. — Прямо из аэропорта совершил полную экскурсию по нему. И держался настоящим героем, хотя никак не мог понять, как он оформляет билеты на самолет и выписывает счета в гостинице.

— Не понимаю, — пожала плечами Мерси, — почему ты разговариваешь именно таким тоном, Харви. Ты же должен вызывать интерес к тому, как работает «Мозг». Ведь, кроме всего, это твоя обязанность.

Харви хмыкнул.

— Дети, вы уже легли? — обратилась к ним Мерси.

Раздались детские голоса, и младший просунул голову в двери.

— Саймон здесь, папа?

— Сомневаюсь, — ответил Харви. — Саймон — это кот, — объяснил он мне. — Просто сущий мародер.

— И вовсе нет, папа, — обиделся ребенок.

— В таком случае, Хенк, мы бы с мамой тебе не говорили. — Харви повернулся ко мне: — Во время корейской войны этот кот...

— И вовсе нет! — громко повторил Хенк; он и разозлился и обрадовался в одно и то же время.

— Тогда почему же, — очень рассудительно произнес Харви, — он гуляет в пальто до пят с меховым воротником? И курит сигары. Сигары курит! Вот объясни мне, если можешь.

— И все равно он не мародер, папа. И сигар Саймон не курит.

— Может, при тебе и не курит, но когда он ходит навестить кошечку Уилсонов...

— Прекрати, Харви, — прервала его Мерси. — Если тебя не остановить, то у ребенка разовьются комплексы.

— Твоя мама не хочет, чтобы ты знал о сигарах Саймона, — вздохнул Харви.

— Отправляйся, Хенк, — решительно потребовала Мерси. — Пора мыться. — Она выпроводила его.

Я слышал, как ребенок спрашивал:

— А сигара конфетная или настоящая?