— Если хорошенько поразмыслить над делом, в которое ты ввязался, непременно захочется выместить досаду на тех, кто рядом. Сегодня я ближе всех.
— Но я не собираюсь вымещать на тебе свое настроение, — успокоил я Харви.
— Рад слышать, — ответил он. — Тем более, что мы все равно будем работать вместе, несмотря на твой отъезд.
— Мой отъезд? — удивился я.
— Не попугайничай. Разве ты не знаешь, что должен собираться в дорогу?
— Понятия не имею, о чем ты.
— Ну, тогда извини, — сказал Харви. — Я думал, ты уже догадался. В нашем центре в Нью-Йорке решили, что тебе надо пройти небольшой курс подготовки.
— Неужели? — спросил я. — Однако я в этом не очень уверен.
— Ты шутишь…
— Харви, — сказал я ему, — я не уверен даже в том, что наша работа вообще кому-нибудь нужна.
— Мы обсудим это позже, — остановил он меня. — Завтра, пожалуйста, предоставь мне полный список твоих расходов вплоть до сегодняшнего дня. Кроме того, ты еще получишь деньги сейчас. Пятьсот пятьдесят долларов достаточно?
— Больше, чем надо, — сказал я. Интересно, разрешит ли мне Долиш оставить эти деньги?
— Конечно, к этому приплюсуются и расходы.
Когда мы подъехали к отелю «Камп», что на эспланаде, Харви остановил машину и вышел.
— Поезжайте домой, — сказал он, наклонившись к окну.
— Куда ты? — спросила Сигне с заднего сиденья.
— Тебя это не касается. Делайте, что я сказал.
— Хорошо, Харви, — ответила Сигне, — мы так и сделаем.
Я пересел за руль, и мы поехали домой. Сигне за моей спиной что-то извлекла из сумочки.
— Эй, что ты делаешь?
— Мажу руки кремом, — ответила она. — От ледяного ветра кожа грубеет. Спорю, ты не угадаешь, с кем я сегодня встретилась днем. Смотри, какой атласной становится кожа.
— Только не суй руки мне в глаза, умница… Я все-таки за рулем.
— Я встретила нашего агента, — сказала Сигне, поняв, что я не собираюсь ничего угадывать. — И разрешила ему пройтись со мной. Я решила подсказать ему, на что можно потратить деньги.
— Ты что, и лицо мажешь? — оглянулся я.
Сигне засмеялась.
— Ты знаешь, — поделилась она наблюдением, — он платит по пять марок за сигару, а если та вдруг гаснет, выбрасывает ее.
— Харви? — удивился я.
— Нет, агент. Он сказал, что повторно раскуренная сигара горчит.
— Он так сказал? — спросил я. — Значит, он привык жить на широкую ногу…
— Но те деньги предназначались не ему, — спешила поделиться со мной новостью Сигне. — Те, которые мы оставили в такси. Он положил их на специальный банковский счет. Это может сделать только иностранец, мне такого счета просто не откроют.
— Правда? — сказал я и вывернул руль, чтобы не раздавить одинокого пьянчужку, переходившего дорогу, как сомнамбула.
— Этот человек, которого мы отправили на самолете, — сообщила мне Сигне, — научил меня некоторым латинским выражениям.
— Он всех обучает. Это его хобби.
— Ты не хочешь послушать?
— Очень хочу.
— «Ато пиеп о». Это означает: «Люблю то, что нахожу». Он сказал, что все самое значительное в жизни уже высказано на латыни. Это правда? Англичане тоже говорят по-латыни о самом важном?
— Только те, кто не прикуривает второй раз сигару за пять марок, — сказал я.
— «A o nuen». Я скоро начну говорить все самое важное по-латыни.
— Тогда тебе придется научиться говорить по-латыни и фразу «пожалуйста, Харви, не кипятись». Ты не имела никакого права даже узнать этого человека. Ведь никому не известно, чист ли он?[3]
— В последнее время Харви ведет себя как старый грубиян, — пожаловалась Сигне. — Я его ненавижу.
Рядом с нами у светофора остановилось такси. В спинку водительского сиденья был вмонтирован портативный телевизор. Некоторые хельсинкские шоферы ставят такие в салоне своих машин. На заднем сиденье обнималась улыбчивая парочка, на их лицах играл синий свет телевизионного экрана. Сигне посмотрела на них с завистью. Я наблюдал за ней в зеркале заднего обзора.
— Ужасный старый грубиян, — продолжила она. — Он учит меня русскому языку, и когда я делаю ошибки в этих кошмарных русских прилагательных, бесится от злости. Он грубиян.
— Харви в полном порядке, — заявил я. — Он не грубиян, но и не святой. Просто временами у него бывает плохое настроение.
— Назови мне хотя бы одного человека, у которого бывает такое же плохое настроение, как у Харви. Назови!..
— У каждого свое настроение. Других таких, как он, нет. Все мы разные. Это-то и делает людей интересными, в отличие от машин.
— Вы, мужчины, всегда выгораживаете друг друга, — с досадой упрекнула Сигне.
Зажегся зеленый. Я нажал на газ. Спорить с ней, когда она в подобном состоянии, бесполезно.
— Кто занимается уборкой и готовкой да еще следит за его квартирой? — вопрошала Сигне с заднего сиденья. — Кто выручает его, когда у него неприятности и нью-йоркский центр жаждет его крови?
— Ты, — покорно ответил я.
— Да, — согласилась Сигне. — Я.
Последние слова она произнесла на три тона выше, громко зашмыгала носом и зачем-то щелкнула замочком сумки.
— А все деньги попадают к его жене, — она всхлипнула.
— Вот как? — заинтересовался я. Это была неожиданная информация.