Мозг ценою в миллиард

— Да, — ответил он наконец, — это революционная сознательность.

Он потянул за один конец галстука, узел развязался, и галстук потек по рубашке, как струйка чернил.

— Итак, в течение часа вам позвонят, — повторил Шток свое предсказание. — И, возможно, предложат встретиться возле Комсомольского бульвара, рядом с Октябрьским мостом. Если вы пойдете на эту встречу, я буду вынужден обойтись с вами, как со всеми остальными в этой истории. Не советую идти на это свидание. Вы попадете в опасное положение.

— От кого исходит опасность?

Полковник Шток был громаден, как старый дубовый шкаф. Конечно, во время многочисленных транспортировок кое-где резьба на его углах поистерлась, но он все еще был по-прежнему тверд и тяжел. Он прошелся по комнате. Несмотря на почти бесшумный шаг, все в комнате дрожало от его веса.

— Не от меня, — ответил Шток. — И не от моих людей. Это я вам гарантирую.

Он залпом допил виски.

— Думаете, что мне причинят вред люди, от которых вы меня предостерегали?

Шток снял пиджак и повесил на вешалку, которую взял в моем раскрытом чемодане.

— Думаю, да, — сказал он. — Они могут навредить вам.

Он повесил на вешалку еще и пальто, рванул воротничок рубашки, расстегнул запонки. Накрахмаленная рубашка с треском распахнулась. Полковник бросил запонки в пепельницу. Они звякнули. Он скинул лакированные туфли и пошевелил пальцами ног.

— Мои ноги, — пожаловался он. — Вы, молодой человек, не поймете, какое испытываешь удовольствие, снимая ботинки, которые жмут.

Он выгнул в подъеме ступню, как кошка спину, и вздохнул:

— А-а-х!..

— Вы тоже удовлетворяете «сиюминутные потребности»[4], — не отказал я себе в язвительной реплике.

Шток немного помолчал, а затем посмотрел как бы сквозь меня.

— Я касался живого Ленина, — сказал он. — Я стоял рядом с ним на площади Восстания в июле 1920 года — и я ощущал его. Так что не вам повторять ленинские слова о сиюминутных потребностях.

Мой гость, говоря это, стаскивал рубашку, и фраза прозвучала откуда-то из-под белой хлопчатобумажной ткани. Под рубашкой оказалась майка цвета хаки. Снова появилось раскрасневшееся и улыбающееся лицо Штока.

— Вы читали поэта Бернса?

Он повесил на вешалку брюки, оставшись в длинных кальсонах и носках с длинными резиновыми подвязками.

— Я знаю «Оду Хаггису», — ответил я. Да и кто не знал этой оды! Хаггис, или ливер в рубце — шотландское блюдо из бараньей или телячьей печени, сердца и легких, прославился на весь мир благодаря Роберту Бернсу, воспевшему это народное блюдо в нескольких своих стихотворениях.

Шток одобрительно кивнул.

— Я тоже читаю Бернса, — сказал он. — Вам следовало бы читать его чаще. Вы бы многое узнали. «Питаем мы своим горбом потомственных воров, брат…» Бернс разбирался в жизни. Человек, который учил меня английскому, мог часами читать Бернса наизусть.

Шток подошел к окну и выглянул на улицу, отогнув занавеску, как в гангстерских фильмах.

— Вашим гостям всегда не хватает выпивки? — прозрачно намекнул он.

Я долил виски в стакан. Даже не поблагодарив, Шток осушил его.

— Это уже лучше, — одобрил он и подошел к сервировочному столику. Широким жестом сдернул накрахмаленную салфетку. Вместо металлических судков с едой на столике лежала офицерская форма с фуражкой и начищенные сапоги. Шток влез в брюки, застегнул ширинку, заправил рубашку и повернулся ко мне. Снова пошевелил пальцами ног.

— Возможно, вы не понимаете, зачем я предостерегаю вас, вместо того чтобы взять с поличным? Готов объяснить. Думаете, если я устрою облаву и захвачу этих преступников и смутьянов, а заодно и вас, кто-нибудь скажет: «Какой молодец этот полковник Шток! Он обезвредил шайку бандитов до того, как они смогли нанести вред нашей стране»? Держи карман… Будет сказано: «Смотрите, сколько подрывных элементов работало прямо под носом полковника Штока». Поймите это, англичанин. Мы давно знаем друг друга. Я хочу, чтобы ваши люди покинули вверенную мне территорию и расстались со своими фантастическими планами. Это единственное мое желание. — Шток завязал галстук с такими усилиями, словно гнул пальцами металлический прут, а не кусок материи. Он влез в китель и поддернул рукава, чтобы стали видны манжеты рубашки.

— А какие у них фантастические планы? — спросил я.

— Не делайте из меня дурака, англичанин, — сказал Шток, затягивая узел галстука. Протянув руку к бутылке, он плеснул себе еще виски.

— Я просто хочу знать, в чем дело, — уточнил я.

— Эти смутьяны думают, что Советский Союз вот-вот сбросит своих «тиранов». Им кажется, что все люди, идущие по нашим улицам, мечтают снова стать рабами капитализма. Они уверены, что мы не спим ночами, мечтая уехать в Америку. Они рассчитывают, что им позволят распространять прокламации, швыряться золотом, что, если понадобится, немедленно возникнет армия монархистов и встанет против нас. Это я и называю фантастическими планами. Теперь понятно?

— Да, — ответил я.