Мозг ценою в миллиард

— Так, — сказал Харви, — понятно. Мидуинтер допустил тебя до Электронного Мозга. Данные и фотографии по телефону. Понимаю. Ну, в таком случае ты сможешь захватить всю группу, когда захочешь. Они меня ищут?

— Ты стал заботой моего начальства, Харви. Они не хотят ни нанимать тебя, ни арестовывать. Они просто желают, чтобы ты исчез. В неизвестном направлении.

Харви кивнул.

— Но когда ты скроешься, — продолжал я, — позволь мне все уладить. Военные и министерство на сей раз действуют заодно. Кто-нибудь из них окажется посмекалистей и… — Я пожал плечами и издал неприятный горловой звук.

— О’кей, — сказал Харви, — я дам тебе знать.

Он поднялся. На нем был один из тех очень английских твидовых костюмов, которые продаются только в Америке. Он пошарил в карманах, поочередно извлекая на свет ключи, кредитные карточки, скомканные бумажные деньги и запихивая все обратно.

— У тебя никогда не возникает ощущения, — отрешенно сказал он, — что все мужчины в мире несутся так быстро, что в итоге загораются. Мысленно. Меня такое чувство навещает. Понимаешь, женщины спокойно стоят на месте, а ты проносишься мимо них с огромной скоростью, и мысли твои полыхают?!

Он замолчал. Я ничего не ответил ему. Тогда он заговорил снова, скорее всего обращаясь к самому себе. Ему было безразлично — слушаю я его или нет.

— Женщины, все как одна, спокойны, неподвижны, со своими прическами и детьми. Спокойны. Очень спокойны. Как трава перед грозой. Перед ними будут проноситься другие мужчины, кто угодно, эти мужчины тоже будут пылать, но женщины останутся неподвижны и спокойны. — Он опять принялся что-то искать в карманах. — Что они делают со всеми деньгами? Моя жена глотает деньги, как соленый арахис, и никак не может насытиться. Деньги, деньги, деньги… Она больше ни о чем не думает.

— Что это? — спросил я.

— Лапка кролика. Говорят, она приносит удачу, — объяснил Харви, протянув мне жалкий высохший кусочек меха на косточке.

— Расскажи это кролику.

Харви кивнул. Он вытащил из бумажника помятую фотографию Сигне и посмотрел на нее. Наверное, чтобы удостовериться в ее существовании.

— Я должен поговорить с ней еще раз, — заявил он, повернув фото ко мне, чтобы показать, кого имеет в виду. — Она кричала, что больше не любит меня, но я знаю, что любит. Я увижу ее в Хельсинки и уговорю.

Я кивнул головой, но без энтузиазма.

— Тебе этого не понять, — сказал Харви. — Такое случается только раз в жизни. Ты посмотри, какие у нее волосы, какие гибкие руки, какая нежная кожа. Она — сама молодость.

— Это было у каждого из нас, — прервал я его восторги.

— Но не так.

— Не знаю…

— Я говорю серьезно, — перебил меня Харви. Очень мало, кто обладает этим качеством — молодостью, этим секретным достоинством. Меня самого это пугает. Она нежная, доверчивая, ранимая. Она — как раненый зверек. Я осмелился заговорить с ней лишь через несколько недель после того, как увидел в первый раз. Я возвращался домой и молился Богу, чтобы она полюбила меня. Пожалуйста, Боже, заставь ее полюбить меня. Пожалуйста, Боже, я тебя больше никогда ни о чем не попрошу, если ты заставишь ее меня полюбить. Даже сейчас, когда я ее вижу, то стою и смотрю на нее, как фермерский сынишка на высотные здания. В первый раз я увидел Сигне, когда она выходила из обувного магазина, пошел за ней и узнал, где она работает. Я слонялся рядом во время перерыва на завтрак и наконец однажды в ресторане заговорил с ней. Даже сейчас не могу поверить, что она полюбила меня. Я не могу в это поверить.

Харви отпил кофе.

Я вспомнил скептицизм Долиша и почувствовал удовлетворение от того, что прав в этом споре оказался я.

— Невинность, — сказал Харви. — Вот главное, что у нее есть, понимаешь? Для невинного все возможно. В его памяти не зафиксировано опыта, подсказывающего, что возможно не все. Понимаешь, невинность — это уверенность в том, что все позволено, а опыт — знание того, что уже запрещено.

— Опыт — это метод подтверждения предрассудков, — высказал я сомнительный афоризм.

— Нет, — возразил Харви. — Когда ты в последний раз обращался к своему опыту? Когда сомневался в своих шансах на успех. Не так ли?

— Выпей еще кофе, — сказал я.

Спорить с Харви было бесполезно. Он не понимал никаких доводов.

— У тебя маниакальная депрессия, Харви, — сказал я вполне серьезно, — причем в обостренной форме.

— Да, — ответил Харви, — я действительно болен.

— Болен? — переспросил я.

— Ты улыбаешься, а ведь у меня очень высокая температура.

— Откуда у тебя температура?

— У меня с собой градусник, вот откуда. Хочешь, я измерю ее снова?

— Нет, на кой черт мне это?

— Хорошо, что сам ты бодр и здоров. А измерю просто на тот случай, если со мной что-то случится.

— Если ты действительно плохо себя чувствуешь, я вызову врача.

— Нет, нет, я здоров. Я абсолютно здоров, — он сказал это тоном, который подразумевал, что Харви готов умереть на боевом посту.

— Ну, как тебе угодно, — сказал я.

— Просто в таком состоянии легко можно слечь в постель. Иногда я ужасно себя чувствую.