Аллан Хобсон с энтузиазмом откликнулся на появление новых данных, полученных с помощью ПЭТ: прогресс в области визуализации мозга дал возможность описать активационные модели мозга в период быстрого сна. Он признал, что эти данные требуют пересмотра его теории, принимая во внимание, что «именно эмоции в сновидениях в первую очередь формируют сюжет сна, а не являются вторичными по отношению к этому сюжету», как он и утверждал ранее. Он отметил, что, хотя фокус сюжета сновидения и смещается от общего ощущения утраты к конкретным переживаниям типа опоздания на поезд, или отсутствия нужных подтверждающих личность документов, или неподходящей к случаю одежде, все эти сюжеты, однако, соответствуют главной движущей их эмоции, в данном случае беспокойству. Он также согласился с тем, что как быстрый, так и медленный сон играют свою роль в процессе обучения и запоминания — а этому свойству места в его теории не было.
Он ухватился за подтвержденные визуализацией данные о том, что сознанием во время бодрствования и во сне руководят совершенно разные механизмы: он считал, что эти факты смогут помочь ему на пути к великой цели, обрести его святой Грааль — доказательство того, что мозг и сознание едины, что сознание — не что иное, как производное определенной комбинации химических веществ и нейронных связей в каждый данный момент. «Первоначальная потеря контакта с окружающим миром в период засыпания, с его волнующими или успокаивающими гипнагогическими образами, глубокое бессознательное забытье в начале ночного сна и захватывающие галлюциноидные сценарии поздней ночи — за всеми ними стоит мощная и значительная физиологическая подоплека, и потому тем доказательнее становится мысль о том, что наш сознательный опыт — это производное от понимания мозго-рассудком своих собственных психологических состояний», — говорил он.
Он даже выступил с новой моделью, объясняющей периодически меняющиеся состояния сознания: если нельзя считать фазу REM обязательным условием сновидения, тогда более невозможно рассматривать как единое состояние и пробуждение. Прежнее категорическое разделение — фаза быстрого сна, другие фазы сна, пробуждение — уже не может адекватно описывать многие вариации действительного человеческого опыта, от сфокусированного внимания, требуемого для проведения математических расчетов, до галлюцинаций больных шизофренией или наркоманов под действием ЛСД. В новой модели Хобсона имелись три переменные, определяющие состояние сознания в каждый данный момент. Первая — общий уровень активации мозга (на основе измерений мозговых волн с помощью электроэнцефалографа). Вторая — особая комбинация нейромодуляторов, характерная для каждого конкретного состояния. И третья — тип информации, которую мозг обрабатывает: либо это информация, поступающая извне (в период бодрствования), либо информация, рожденная внутри мозга (во время сновидения или медитации в полной тишине и с закрытыми глазами).
Хобсон поздравил Солмса с успехами и с тем, что он смог использовать «эксперименты, которые природа ставит на людях» — установить связь между повреждениями мозга и изменениями в том, что и как человек видит во сне, в результате чего стало возможным говорить об участии переднего мозга в создании сновидений. Он пригласил Солмса выступить в Гарварде перед своими сотрудниками. В ответ польщенный Солмс пригласил Хобсона выступить с лекцией о сновидениях в Нью-Йоркском психоаналитическом центре. Вскоре после этого Солмс получил от Хобсона послание, в котором тот писал, что с открытым сердцем принял данные, полученные Солмсом при изучении повреждений мозга, но если он, Солмс, намеревается использовать эти исследования для поддержки фрейдистских теорий сновидения — «тогда нам не по пути».
Солмс рассказывает: «До этого я был приятно удивлен тем, насколько корректен был его научный подход. Но я не понимаю, почему он так яростно настроен против психоанализа. Произнести при нем имя Фрейда — все равно что произнести имя дьявола при священнике: он тут же принимается отмахиваться крестом. И это ужасно, потому что такая лютая ненависть сужает его кругозор». Справедливости ради критики отмечали, что и у Солмса был свой профрейдистский пунктик, учитывая, что он имел вес в психоаналитическом сообществе, а также выступал редактором и переводчиком работ Фрейда в полном собрании его сочинений.