Мозг во сне

Во всяком случае работы Брауна подтвердили многое из того, что открыл Солмс, и это его вдохновляло. «Когда вы смотрите на изображения, полученные с помощью ПЭТ, вы видите, что те области мозга, которые связаны со сновидениями — с памятью, с созданием зрительно-­пространственных образов, мотивацией, со всеми структурами, имеющими отношение к эмоциональной жизни млекопитающего, — светятся, словно рождественская елка. И если соотнести это с тем, что я узнал, изучая поражения мозга, то можно прийти к выводу, что сновидение — это тот тип мыслительного процесса, который необыкновенно мотивирован и эмоционален. Он имеет отношение к памяти, но не руководствуется теми структурами самоанализа, которые обычно направляют наше поведение в рациональное и цивилизованное русло», — говорил он.

Солмс утверждал, что, если современные научные данные и не доказали справедливость теорий Фрейда, они все же не противоречат многим его идеям.

Результатом этого утверждения стала словесная война между Хобсоном и Солмсом — война теорий касательно того, что именно включает механизм сновидений. В каком-то отношении эта война была кульминацией длившейся десятилетиями вражды между нейрофизиологами, с одной стороны, и психологами и психиатрами — с другой, причем интерес последних к содержанию и анализу сновидений как психотерапевтическому инструменту с какого-то времени многие стали полагать бессмысленной тратой времени и усилий. Нейрофизиологи считали психотерапию чем-то совершенно ненаучным, а психотерапевты упрекали нейрофизиологов в упрощенческом подходе, поскольку он исключал психологическую жизнь человека. Нейрофизиологов занимал вопрос, как мы видим сны, а психологов — почему мы их видим.

Солмс считал, что поскольку новые данные заставили Хобсона пересмотреть свою модель сновидений, которую он годами использовал для развенчания теории Фрейда, то теперь ему следовало бы признать, что Фрейд хотя бы частично прав. Да, Хобсон перестроил свою теорию в соответствии с открытиями о более активной роли сложных структур мозга в создании сновидений, однако упрямо стоял на своем: ни данные, полученные Солмсом, ни открытия, сделанные с помощью визуализации мозга, «ни в малейшей степени не работают в поддержку» идей Фрейда о том, что значение сновидений вуалируется или цензурируется, или что посредством техники свободных ассоциаций при обсуждении причудливого содержания сновидений можно добраться до их бессознательных побудительных причин. И уж точно он категорически не мог вынести тот факт, что Солмс связывал роль мозговой поисковой системы в создании сновидений с идеей Фрейда о том, что сновидение равносильно воображаемому исполнению желания. «Во снах я часто от чего-то убегаю. Я что, таким образом исполняю какое-то свое желание? Фрейд непотопляем. Сегодня все думают так, как он велел, это часть нашей культуры», — сетовал Хобсон.

Он утверждал, что варолиев мост в стволовой части был инициатором и фазы REM, и самого сновидения, но сновидение на самом деле могло быть побочным продуктом быстрого сна, у которого, предполагал он, имеются свои собственные функции, такие как регулирование температуры тела, поддержка иммунной системы, соблюдение баланса серотонина и других нейромодуляторов. И если сновидение всего лишь побочный продукт, необходимый мозгу, чтобы войти в состояние, требуемое для выполнения этих чисто физиологических функций, тогда «содержание сновидения может быть совершенно не важным, говорящим нам лишь о том, в каком душевном состоянии находится человек, когда по­гружается в состояние бредовое» — так писал Хобсон в статье для журнала, который издавал Солмс и который читали в основном психоаналитики. Здесь он тоже не смог сдержать себя и нажал на все болевые точки фрейдистов разом: «И в этом отношении интерпретация сновидений как отражения бессознательных побудительных мотивов столь же бессмысленна, как бессмысленна интерпретация устремлений алкоголика в разгар белой горячки».