Можайский — 5: Кирилов и другие

«При жизни брата, — пояснила она, — у меня порою возникали подозрения, но дальше подозрений не шло. Брат был человеком отзывчивым, добрым, и все эти его качества быстро подозрения развеивали. Посудите сами: можно ли всерьез считать, что вечерами совершает преступления тот, кто утром раздает малышам конфеты?»

— Ваш брат, — удивился я, — раздавал конфеты детям?

«Я образно», — сухо ответила Анастасия.

— Ах, да, конечно! Извините.

«А тут еще и наша сестра, Клавочка…»

— Что?

Анастасия вздохнула:

«Светлым была человеком и очень любила Васю. Я несколько раз обращала ее внимание на кое-какие странности, но она только отмахивалась: быть, мол, такого не может. А уж не ей ли — при ее-то всепроникающей светлости — было не отличить хорошее от злого и порядочное от преступного?»

Я с сомнением посмотрел на Анастасию Маркеловну:

— Чаще бывает наоборот: добрые люди как раз и не видят зла!

Анастасия кивнула:

«Вот именно. Теперь-то я понимаю, но тогда мне казалось…» — она запнулась и побледнела. — «Ах! — воскликнула она. — Какой же я была слепой! А ведь всего-то и нужно было, что слушать самое себя. И не было бы тогда всех этих несчастий. Не умерла бы Клава. Не пришлось бы мне бежать от общества подруг и забывать знакомства… Всё, всё было бы иначе!»

— Вот что, — я наклонился вперед и коснулся руки Анастасии, — расскажите-ка все по порядку.

Анастасия Маркеловна ненадолго задумалась, а потом рассказала:

«Вася, брат наш, был из отставных: вы знаете, Митрофан Андреевич…»

Я кивнул: разумеется, Бочаров был из отставных[18]. И хотя при наборе чинов лично я, в отличие от моих предшественников в должности, прежде всего, смотрю не на прошлые заслуги, а на пригодность к пожарному делу — даже экзамены ввел с высочайшего позволения[19], — однако, при наличии равных во всем прочем кандидатов, предпочтение отдаю отставным. С ними не то чтобы меньше мороки — здесь еще бабушка надвое сказала, — но в целом, их обучение новым обязанностям получается более… более… как бы это сказать?

— Оптимизированным?

— О! Верно подмечено, Михаил Фролович: оптимизированным. Отставные уже приучены к дисциплине, а в нашем деле, как и в военном, без дисциплины никуда. Они приучены к тяготам, а в нашем деле тягот — с избытком. Наконец, жизнь в коллективе — большая ее часть — для них не в диковину, а мы — вы сами это подметили…

— Можайский это подметил.

— Какая разница?

— Вы правы: никакой.

— Ладно: как Юрий Михайлович подметил, большую часть жизни мы проводим в казармах и вообще — в обществе друг друга. Даже если дни выдаются спокойными[20], времени мы не теряем: учения, учеба[21]… много всего. А лучше всего к такому распорядку приучены — опять же — отставные. Поэтому и отставных в моей команде — большее, нежели статских, количество. Василий Бочаров был одним из них.

— Понятно.

— Вот потому-то я и кивнул в ответ Анастасии Маркеловне: да, мол, конечно, знаю. Она тоже кивнула и продолжила:

«Когда Вася вышел из полка и решил испытать себя на пожарной службе, мы с Клавой — буду откровенной — испугались. Много нехорошего поговаривали об этой службе: и трудна-де, и оплачивается никудышно, и опасна не в меру, и продвижения в ней никакого. А уж что говорили о заведенных в ней порядках… волосы дыбом вставали. Как будто не о государственной службе речь заходила, а о каторге, причем не политической, где, как говорят, еще какое-то уважение друг к другу имеется, а с отбросами — ворами, грабителями, убийцами!»

Я, услышав такие характеристики, ничуть не обиделся: Анастасия явно имела в виду минувшие дни, еще до моего назначения, а тогда многое и впрямь было иначе и очень сильно оставляло желать лучшего. Анастасия тут же это и подтвердила:

«Вы, Митрофан Андреевич, на свой счет ничего из этого не принимайте: при вас всё изменилось кардинально! Но тогда… тогда — совсем другое дело. И мы не на шутку испугались. Зачем было идти в такую службу? Неужели крепкому, здоровому человеку не нашлось бы никакой другой работы?»

Я в сомнении покачал головой: отставные были извечной проблемой столицы, уж слишком много их скапливалось.

Анастасия меня поняла:

«Вася так же считал и о том же нам заявил: не найду, мол, другую работу. А если не найду в кратчайшие сроки, то вышлют нас по указу в глухую тьму-таракань, и будем мы там куковать всю оставшуюся жизнь!»

— Он правду говорил, — подтвердил я. — Выбор у отставных невелик: мы, полиция, иногда — вахтеры и дворники… Но в дворники устроиться сложнее всего.

«Да-да, Митрофан Андреевич: так и Вася сказал! Уж мы и по фабрикам ему предлагали походить, но он, пару дней по проходным помыкавшись, еще тверже решил в пожарные… Ну, не странно ли это?»

— Что именно? — спросил я.

«Почему деревенщину всякую на фабрики берут, а солдатами брезгуют?»

— Не брезгуют, Анастасия Маркеловна, — пояснил я, — опасаются. Да и невыгодно их нанимать.

«Почему же невыгодно?»

— Как вам сказать…

«Так и скажите».