Можайский — 5: Кирилов и другие

Бочаров же вынул руку из кармана. К своему не то удивлению, не то ужасу Анастасия увидела целый ворох зажатых в ней ассигнаций[45] самого разного, но преимущественно крупного достоинства. Определить на глаз общую сумму не представлялось возможным, но навскидку денег было едва ли не на две-три тысячи: купюрами по пятьдесят и сто рублей.

«Что это?» — воскликнула, попятившись, Анастасия.

«Вот, возьми», — вместо ответа сказал Бочаров и, поделив ворох примерно пополам, протянул сестре деньги. — «Я не скоро еще приду, это — на хозяйство!»

Остальное он сунул обратно в карман.

Анастасия деньги взяла, но вопросов у нее меньше не стало:

«Откуда они? Тебе их те люди дали?»

«Какие люди?» — попытался извернуться Бочаров.

«С которыми ты чуть не подрался у сада!»

«Я? Подрался?»

«Престань!» — Анастасия вполне уже оправилась от непонятного испуга и налетела на брата со всей решимостью… гм…

Митрофан Андреевич усмехнулся:

— Со всей решимостью опытной скандалистки.

«Я же всё видела! И как ты разговаривал с ними, и как вы чуть не подрались, и как вас в полицию забрали! Кто они? Отвечай!»

Теперь уже Бочаров начал пятиться, отступая от взбеленившейся сестры на проезжую часть проспекта. Послышался грубый окрик. Бочаров отскочил, вынырнув буквально из-под копыт шарахнувшейся в оглоблях ломовой лошади. Анастасия мертвой хваткой вцепилась ему в рукав:

«Сбежать решил?»

«Как — сбежать? Почему сбежать? Куда?» — заголосил Бочаров. — «Вот ведь чума! Да пусти ты меня!»

Он рванулся. Анастасия выпустила рукав.

«Чего тебе нужно?»

«Отвечай! Кто эти люди?»

Бочаров, как показалось Анастасии, сдался:

«Страховщики», — заявил он.

«Какие еще страховщики?»

«Какие-какие… обычные! Тот, что амбал… ну, лысый такой, здоровый…»

«Я поняла!»

«Он, — закивал Бочаров, — из страхового от огня…»

«Только не ври! Проверю!»

«Да не вру я!»

«Ну!»

«Из Пальмиры он!»

Анастасия припомнила название: действительно, такое общество существовало.

«А второй?» — тогда спросила она.

«Из…»

Бочаров запнулся. Анастасия подумала, что брат просто не успел придумать, и снова набросилась на него, опять вцепившись ему в рукав:

«Значит, все-таки врешь!» — рявкнула она.

«Нет!» — взвизгнул Бочаров, вырываясь. — «Просто…»

«Что?»

«Он… ну…»

«Говори!»

«Он тоже из Пальмиры!»

Анастасия выпустила брата:

«Тоже? Как так?»

«А что в этом такого?»

И впрямь, — подумала Анастасия, — что в этом такого? Но тут же ей в голову пришли другие соображения:

«Но что у тебя с ними общего? За что они тебе деньги дают? И почему вы чуть не подрались? И с какой такой стати тайно встречаетесь?»

Бочаров ухватился за последний вопрос:

«Да почему же тайно?» — переспросил он. — «Ничего не тайно!»

«Да как же не тайно, если вы…»

«Ну и что!» — перебил сестру Бочаров. — «Решили на свежем воздухе встретиться!»

«Зачем?»

«Вот ведь заладила!»

«Зачем?» — не сдавалась Анастасия.

Бочаров понял, что от ответов ему не уйти — при условии, конечно, если тут же не дать сестрице по голове и не сбросить ее под колеса одного из мчавшихся по проспекту экипажей!

— Почти не сомневаюсь, господа, — Митрофан Андреевич прищурился, — в других условиях этот молодчик не стал бы церемониться, хотя… кто его, конечно, знает? Не зря же он вернулся к сестрам, имея полную возможность этого не делать! Пусть даже, как мы понимаем, сестры ему понадобились — moi, en tout cas, je ne reste pas dans le doute![46] — только для того, чтобы легче проникнуть в службу… как-никак, но семейное положение — хорошая рекомендация благонадежности! И все же, он мог найти и другие способы… тем более, отставной… Эх!

Митрофан Андреевич вздохнул.

— Отставной… — повторил он и грустно покачал головой: Бочаров — да и не только он, впрочем — своим поведением, похоже, разрушил в полковнике безусловную веру в преимущества отслуживших в армии.

— Значит, Анастасии ничего не угрожало?

Митрофан Андреевич пожал плечами:

— Не думаю, чтобы что-то угрожало, во всяком случае, тогда. Но, повторю, держать пари я бы не стал!

— Так что же дальше?

— А дальше Бочаров начал плести всякую ахинею. Точнее, Анастасии показалось, что ее брат совсем уж заврался, но я — в свете уже известного нам — сразу же понял: Бочаров довольно умело перемешивал правду и выдумки. Сотворил этакий mélange[47] из mensonge[48] вполне себе imprudent[49] и la vérité pure[50]! Анастасия слушала и только диву давалась.

Прежде всего, Бочаров взял с нее твердое слово никому ничего не говорить: мол, права она — то, за чем она застала его и господ из страхового общества, не вполне законно, и если — не приведи Господь — всё это вскроется, худо будет всем, начиная с него самого. Сама Анастасия тоже, разумеется, пострадает: его-то, Бочарова, непременно уволят, а значит, семья останется без верного заработка… Да что там — заработка! Без хороших денег!

Я уже говорил, господа: Анастасия быстро привыкла к хорошему и прежние комнаты на Петровской стороне вспоминала с содроганием. Перспектива вернуться в них или в подобные пугала ее. Вот потому-то Бочарову, несмотря на явное неудовольствие сестры, и удалось так просто заручиться ее молчанием!