Можайский — 7: Завершение (СИ)

Я был вынужден последовать его примеру и, должен признаться, сделал это — на удивление самому себе! — не без удовольствия. Еда оказалась приготовленной превосходно. Картофель был проварен ровно настолько, чтобы рассыпаться во рту, а не расползаться в клейкую массу. Масло — вологодское — будто едва, секунду назад, перестали взбивать из лучших сливок. Гренки — именно гренки, а не пережаренный хлеб. А соус — выше всяких похвал. Правда, его чесночная основа была не к месту ни по времени суток, ни к моему вину, однако сам по себе он был настолько хорош, что я отбросил всякое стеснение и — под одобрительный взгляд Сугробина — навалился на него, чувствуя, что всё преходяще, а вот вкус — нет!

Сотерн, пусть он и не вязался с поданными на стол блюдами, тоже оказался великолепен. До тех пор мне всего-то два или три раза доводилось пить сотерн из черного винограда, но те вина были ничто в сравнении с бутылкой из «красных запасов» удивительного притона! Извините, поручик, но — честное слово! — не могу удержаться от того, чтобы не припомнить это ощущение еще раз: если бы раньше мне сказали, что бывают вина, за которые искренне не жаль заплатить большие деньги, я бы рассмеялся такому чудаку в лицо. Но теперь я пил с таким наслаждением, с таким наслаждением смаковал каждый глоток, что сомнений у меня не осталось: за такое произведение искусства не жаль отдать никакие суммы!

Завтрак, однако, подошел к концу. Опять из ниоткуда материализовался громилоподобный «официант», прибрался на столе, подал пепельницы и курительные наборы: перед Сугробиным появились машинка для резки сигар и коробка с сигарами, передо мной — папиросница.

Такое разделение удивило меня не меньше, чем ранее — вид самого «официанта» и — снова без слов — я взглядом задал Сугробину вопрос.

Граф ответил просто:

«У тебя табачные крошки чуть ниже верхней пуговицы сюртука. Такое бывает только если человек курит папиросы, предварительно — на весу — обстукивая их о портсигар. Мы, знаешь ли, не лыком шиты!»

Я невольно опустил взгляд и посмотрел на свой сюртук: и впрямь — крошки были! Я смахнул их и покачал головой:

«Вижу, что не лыком шиты!»

Сугробин улыбнулся:

«Ну что: поговорим?»

Приятная сытость и легкое — не шумящее в голове — ощущение опьянения придали мне смелости и какого-то удальства:

«Поговорим!» — согласился я и небрежно закурил.

Сугробин тоже закурил — на это ему потребовалось чуть больше времени: сигара разгоралась плохо — и окатил меня очередным холодным взглядом.

31.

— Давай, — сказал он, выпуская кольца табачного дыма, — расставим все точки над «i». Прежде всего: мы заключаем сделку. Второе: сделка у нас трехсторонняя. Наконец, условия сделки между тобой и нами диктуем мы; условия между нами и Клейгельсом — обсуждаются. В этом случае ты — посредник.

— Но с чего ты решил, — я не то чтобы не согласился, а просто выразил естественное сомнение, перейдя заодно на «ты» — что Николай Васильевич вообще пойдет на сделку?

Сугробин одобрил мой переход — «правильно, меньше церемоний: не институтки поди!» — и пояснил насчет Клейгельса:

— Наш досточтимый градоначальник — человек умный. Он поймет: разогнать нас не в его силах, тогда как сотрудничество с нами может оказаться весьма полезным».

Я не поверил своим ушам:

— Сотрудничество? Между полицией и уголовниками?

Сугробин поморщился:

— Какие же мы уголовники?

— Но…

— Постой-ка! Да ведь ты вообще ничего о нас не знаешь, правда? И Клейгельс тоже? Ты здесь — разведка боем, а не просто агент?

Я был вынужден подтвердить.

Сугробин почесал лоб, отложил сигару и посмотрел на меня уже не столько холодно, сколько задумчиво.

— Ну что же, — наконец, сказал он, — давай объяснимся. Мы, Никита Аристархович, не банда в привычном понимании этого слова. Мы не грабим простых обывателей, не вламываемся в дома, не лазаем через форточки. И уж, конечно, среди нас нет таких, кто орудовал бы ножом ради какого-то кошелька. Ничего подобного. Мы… да знаешь ли ты английский?

— Английский? — я даже подскочил. — Причем тут английский?

— Термин в нем есть интересный. Businessman. Часто его отождествляют с merchant, но это — ошибка. Так знаешь ты или нет?

Я кивнул, признавая владение этим языком:

— Да.

— Значит, поймешь, что я имею в виду: мы — бизнесмены!

Но я не понял:

— Что за ерунда? — грубо, но искренне спросил я. — Какие, к черту, бизнесмены?

Сугробин пожал плечами:

— Эх ты, — беззлобно парировал он, — деревня! Мы — деловые люди. Разбой нам ни к чему. А вот силовые методы решения некоторых вопросов — случаются. Но это — защита нашего предприятия, а не бандитизм. Разницу улавливаешь?

— Нет.

— Тьфу…

Взгляд Сугробина стал укоризненным, а я поспешил задать новый вопрос:

— Хорошо: что же у вас за предприятие?

Сугробин потянулся к лежавшей в пепельнице сигаре, но передумал: