Может быть, с Марса. Рассказы

Создаётся впечатление, что никто её не слышит. Люди в форме снуют вокруг. Одна женщина, быстро осматривает её карманы. Всё, что она находит, складывается в специальный прозрачный пакет. Туда же направляется маленький проигрыватель парня, который она не успела ему вернуть – это неопровержимое доказательство. Она всё понимает: что ей грозит, за что, но не понимает почему. Наконец, когда карманы пусты, парень-предатель обездвиживает её руки, а потом специальной маской на половину лица лишает способности говорить.

Солнце почти село. Небо окрашивается в кровавые цвета. Ночные облака ждут своей очереди, чтобы затмить небесный свод.

Парень подводит притихшую и напуганную девушку к специальному автомобилю, помогает забраться и фиксирует её ремнями безопасности. Дверь закрывается с громким звуком. Даже сильное потрясение и мысли страха не могут выбить из головы девушки прекрасную, но такую разрушительную песню:

They can keep me high

'Til I tear the walls

'Til I save your heart

And to take your soul

What have we done?

Can it be undone?

Она идёт по грязно-зелёному коридору в сопровождении двух, исполняющих свои обязанности лиц. Внезапно улавливает чей-то весёлый разговор:

– …ляем снова лучшего работника месяца!

Они проходят мимо открытой двери. Она невольно смотрит туда и видит того парня, который хитростью заставил её преступить закон, «запрещающий несанкционированное прослушивание нелегально приобретенной музыки», как говорят её обвинители. Он улыбается. Он принимает поздравления. Он замечает её. Она сама ускоряет шаг. Она начинает напевать эту песню. Сопровождающие в минутном замешательстве.

Intheevil'sheart

Intheevil'ssoul

Успевает пропеть девушка, прежде чем ощущает на лице противоговорящую маску. Она улыбается в глубине души, давая слезам катиться по щекам.

Она продолжает петь эту песню вот уже на протяжении пятнадцати лет, но никто не знает, что за ними таится, потому что каждый раз на неё надевают маску, чтобы «остановить продвижение нелегальной музыки в Исправительном центре»:

I'll be dead before the day is done

Before the day is done

Пельмешки

Пельмени решили поддаться искушению, и смело прыгнули в кипящую воду, которая со стороны казалась не такой горячей – просто тёплая ванная с ласковыми пузыриками. После долгих споров, укоров и неистового сопротивления, они всё-таки прыгнули с вышки страха и познали прелести бытия.

Пельмешки закручинились. Их не оставляла в покое мысль об обмане. Им пообещали сказочную и прекрасную жизнь, если они прыгнут в воду.

Глупые. Они не понимали, что происходит.

Наивные. Они не могли поверить, что на свете существует ложь.

Жизнерадостные и пассивные. Они составляли общество Пельмешек. Надо сказать, высокоразвитое общество, где все друг другу были опорой в трудные времена, правда, в особо трудные времена каждый был сам за себя и старался забрать частичку другого, чтобы продолжить существование.

Пельмешки подумали. Ещё раз подумали. И ещё один. Никто не хотел оказаться крайним. Они верили в прекрасное будущее без боли, без страданий, без, без, без…. Они верили всем и всему. Они хотели сделать мир лучше. Правда, в тайне надеялись, что их ничего не коснётся, что их всё минует, что кто-то другой решит всё за них.

Никто не мог подумать, что пельмешки потеряли смысл жизни. Они заблудись в пространстве прохладного вечера. Они забыли, кто они такие. Они забыли всё.

Огромная рука правосудия, толкнувшая их на самоубийство посредством живого варения, в самых лучших традициях восьмого круга. Пельмешки были обмануты. Пельмешки обманывали. Это стало нормой жизни. Они искали золото нибелунгов, а нашли лишь последнее пристанище в необъятном, тёмном и засасывающем всё желудке руки правосудия. Они навеки приговорены к томлению и переработке. Жидкое, смрадное болото лукаво улыбнулось, потирая жирные, сальные ручки, видя страдания бедных пельмешек в алюминиевом котле кипящей воды. Пельмешки только и успевали вскрикнуть: «Еху-у-у!», как их восторженный крик сменялся криком ужаса, страданий и боли.