Может быть

Рожать она, конечно, боялась. Но не то, чтобы сильно – раньше вон в полях рожали (показывали по телевизору) и ничего, но опасалась. Успокаиваться и снимать боль решила простым и надежным народным способом – водкой, заблаговременно припрятанной для этого случая в самом дальнем углу под кроватью. Прятать ближе было нельзя – водка, как известно, продукт надолго не задерживающийся. Особенно в общаге. Тем более – у студентов. Сама-то будущая мать девушкой была примерной (если, конечно, можно так сказать в отношении сложившейся ситуации) и спиртные напитки, в общем-то, не употребляла. Ну, если только чуть-чуть и не часто. Поэтому, наверное, на ее непривыкший к крепкому алкоголю организм водка подействовала практически сразу и сильно. Уже примерно через полбутылки схватки ощущались, но уже не болью, а какими-то сдавливающими движениями мышц в области живота. Не то, чтобы больно – просто неприятно. А потом, примерно еще через сто грамм (без закуски и на голодный желудок) и вовсе исчезли. Остался только страх, да и то – немного. Глубоко вздохнув, она, пошатываясь и придерживаясь рукой за стену, пошла прятать остатки водки, справедливо рассудив, что она ей еще может понадобиться.

Витька родился на удивление быстро и легко. Руководствуясь исключительно собственной интуицией, остаточными знаниями из курса общей биологии средней школы и украденным из читального зала библиотеки учебником по акушерству и гинекологии, горе – мамаша самостоятельно перерезала пуповину остро наточенным кухонным ножом, предварительно продезинфицированным остатками водки в стакане. Новорожденный Витька, переполненный, как и все посланцы Рая, оптимистическими надеждами на будущее, был завернут в грязное кухонное полотенце и уложен в огромную коробку из-под зимних сапог, заранее прихваченную на мусорке за общежитием. Обессилевшая молодая мать уснула, оставив на завтра решение всех своих проблем. Не то, чтобы она очень сильно измучилась. Нет. Самих схваток она практически не чувствовала, тут скорее сказалось действие алкоголя.

Новорожденный, измученный родами и согретый полученной еще с кровью водкой, тоже уснул, пригревшись возле батареи, куда заботливо придвинула коробку новоявленная мать. Утром, выпив больше для храбрости, чем от похмельного синдрома, она слегка прибралась в комнате (на случай, если вдруг кто неожиданно попытается заглянуть в комнату), завернула Витьку в еще одну тряпку, бережно уложила в коробку и отправилась прямо по свежевыпавшему снегу в расположенный неподалеку парк.

– Чтобы было теплее, – подумал Витька, пряча кнопочку-носик в вонючее грязное полотенце.

– Чтобы не заорал в самый неподходящий момент, когда буду проносить через вахту, – подумала Марго.

Во все еще осеннем, но в уже припорошенном первым снегом лесу было удивительно тихо и как-то по-домашнему уютно. Выпавший ночью снег прикрыл грязную слякоть луж, белоснежной фатой упал на рыжие космы крон, посеребрил траву. И от упавшего этого первого снега как будто посветлело небо, и воздух, и сама жизнь. Пахло соснами и какой-то новой, уже забытой за целый год и – оттого – удивительной свежестью. Как будто не было всей этой жуткой грязи под белоснежным покрывалом, как будто осень, навсегда покинув их небольшой городок, ушла, прихватив с собой все заботы, тревоги и разочарования. Зима, улыбнувшись первыми кристалликами льда, манила чистотой и светом.

– Добрый знак, – подумала молодая мать, плотнее прижимая коробку. Витька благополучно спал в своем грязно-полотенечном коконе.

Принесенным с собой детским совком, купленным за десять рублей на ближайшем рынке, она разрыла сначала снег, потом слегка промерзшую землю. В получившуюся яму уложила сверток с сопящим Витькой, прикрыла целлофаном, сверху забросала землей, завалила камнями и увядшей травой. Напоследок тщательно присыпала собранным с близлежащих еловых лап снегом. Уходя, вспомнила о том, что на снегу четко видны ее следы. Попробовала замести еловой веткой, получилось, честно говоря, не очень. Решила, что и так сойдет. Снег ведь все равно скоро растает. Это же первый снег, он всегда лежит недолго.

Удовлетворенная проделанной работой (получилось практически незаметно), отправилась отмывать комнату в общежитие. Жила она одна, так что соседок можно было не опасаться, однако опасность, что мог зайти какой-нибудь не в меру любопытный однокурсник, исключать было нельзя.

Где-то вдали слышался шум транспорта, людские голоса и лай собак. Город продолжал жить своей собственной жизнью, а маленький Витька долгие мгновения своей, в общем-то, короткой жизни, хватал ртом промерзший воздух напополам со снегом, в бесполезной попытке согреться и уж точно безнадежном порыве выжить.