Может — да, может — нет

Мелани вдруг почувствовала себя скованно от бесцеремонных вопросов этого человека, так непринужденно копающегося в ее прошлом, и крепче прижала к себе медвежонка. Слоун с интересом исследовал содержимое супа, съел несколько ложек и стал выжидательно смотреть на девушку.

Она взглянула на него с растущим раздражением.

— Будь я проклята, если стану обсуждать с тобой свою личную жизнь! К чему метать бисер перед кабаном?

— Лучше сказать «перед неблагодарной свиньей», — поправил он и слизнул с губ жирную крошку от булочки. — Хочешь сперва задать свои вопросы? Так задавай.

— Долго ты был женат? — спросила Мелани, обдумывая сложившуюся ситуацию и наблюдая, как он покорно ест.

— Худшее время жизни. Это продолжалось два года моей дотридцатилетней эры. Последний прощальный поцелуй я получил тогда, когда проиграл своему лучшему другу в борьбе за продвижение по службе и обнаружил, что она — Ева — не смогла смириться с такой потерей. Да и с прекрасной, хорошо организованной жизнью тоже…

Мелани немного подумала, а потом сказала:

— Вот почему ты так рвешься в бой на работе.

— Может быть. Ладно, у тебя на лице написано, о чем ты хочешь спросить. Секс с Евой не был таким уж прекрасным. Все происходило механически: действовали только наши тела — ни музыки, ни волшебства, ни горения. Как вулкан без лавы.

— Горение? Лава?

Медленно кивая, он отпил сок и ответил:

— Горение. Я практически не был нужен Еве — во всяком случае, не в качестве того единственного мужчины, без которого нельзя жить, — обреченно пояснил Слоун. — Не спрашивай меня как, иначе я рассержусь, но я только недавно понял разницу, — добавил он изменившимся, глухим тоном. — У женщины, которой ты нужен, совсем по-другому бьется пульс, понимаешь, Мел? А когда ты до нее дотрагиваешься, прикасаешься к ее сущности, она… тает. Это чудо. Мужчине хочется лелеять ее и… любить по старинке, с головы до кончиков пальцев. Он начинает видеть ее то в образе невесты в подвенечном платье, то в образе матери своих будущих детей; в общем, его начинают манить к себе всякие замечательные мелочи жизни старой доброй Америки времен яблочных пирогов.

Мелани охватило странное предчувствие, что ее судьба уже стоит на пороге и только ждет последнего удара часов. Неужели во время болезни Слоун — большой, сильный Слоун — не переставал мечтать о настоящей любви?

Пока он тихо, полусонно продолжал говорить о наболевшем, она забрала у него пустой поднос и поставила его на столик возле кровати.

— У мужчин есть потребности, Мел, — бормотал Слоун, лаская подушку длинными опытными пальцами. — Для их осуществления необходим определенный тип женщин. Тебе не понять, но когда ты чувствуешь, что женщина как горячий шелк… Я не могу даже подумать о ней без того, чтобы не возбудиться…

Он сонно посмотрел на нее и сполз вниз, уткнув подбородок в подушку.

— Она пахнет как цветы, и это благоухание доводит меня до обморока… Она дрожит, когда я занимаюсь с ней любовью, а звуки — мурлыкающие звуки, — которые она испускает… Даже не могу себе представить, что почувствую, когда войду в нее, изольюсь в нее… Это блаженство. Я так хочу ее, Мел… Я обязательно найду ее снова и, когда это случится, больше никогда ее не отпущу.

С этими словами Слоун полностью погрузился в свои мечты, оставив Мелани в поту от испытанного потрясения. Она едва дышала, напряженные мышцы болели, ноги отказывались слушаться, ныли суставы пальцев, вцепившихся в мишку.

Хуже всего было то, что ей безумно хотелось залезть в постель к Слоуну и утешить его ноющее сердце!

И еще она жаждала всего остального — именно так, как он только что объяснял.

Мелани закрыла веки, вытерла тыльной стороной ладони пот со лба и уставилась на Слоуна.

Держа в объятиях подушку и тихо лаская ее, он слабо улыбался в полудреме.

— Скоро, моя дорогая. Скоро… — шептал он с любовью, уткнувшись носом в подушку.

К концу первой недели Мелани переставила все в квартире Слоуна. Она получила короткое сообщение от матери, в котором говорилось, что та скоро приедет, но перед тем ей надо еще на несколько дней заглянуть к друзьям. Делайла обещала позвонить, как только управится с делами.

Хотя кризис болезни уже миновал, Слоуну требовался отдых и помощь с Даниэлой, которая со всей страстностью своей детской души влюбилась в Мелани. Слоун злился на свою слабость, однако каждое утро просыпался с невероятной потребностью в физической близости.

Чтобы спасти свою репутацию звезды «Стэндардза» и продемонстрировать Мелани, что он и не думал отстраняться от дел, Слоун начал усердно помогать ей разбирать бумаги. Он скрежетал зубами от ярости, что все контракты заграбастали маленькие ручки Мелани, и начал ненавидеть набеги в квартиру Эль Лобо, наклеивающего повсюду свои дурацкие ярлыки, словно большие знаки Зорро.