«Может, я не доживу…»

Меня влекут, увы, не те слова,
Не «ледосплав», не «ледоход» и даже —
Поэта золотая голова —
Все лажа.
А что не лажа?
Что, мой друг, не ржа?
Поутру сон? Желание хозяйки?
Или полет ружейного пыжа
Вслед лайки?
Не лажа, Паша, – доказать готов —
Мысль сухопутная да прозвучит не дико! —
Охота (но не промысел!) китов
Под руководством, Паша, Моби Дика.
Она явилась как-то раз во сне
И совершенно якобы некстати,
И дел вовне и местности – вовне,
Как, например, на Клязьме – полосатик.
Не ихтиолог, не специалист
По промыслу, тем более – по ловле,
Хотя – спортсмен и в прошлом – футболист,
Тогда – во сне, себя поймал на слове, —
Что надо наниматься на суда.
Прощайте, трепачи и резонеры!
И плыть, конечно, Паша, не сюда —
А в гарпунеры.
Не лажа, Паша, помнишь? – клык моржа,
А впрочем, и моржи, конечно, лажа.
Хорош еще, конечно, дирижабль,
Вслед за китом возникший из миража…

«Друг мой, я очень и очень болен…»

П. К. Ф.

Друг мой, я очень и очень болен,
Я-то знаю (и ты), откуда взялась эта боль!
Жизнь крахмальна – поступим крамольно
И лекарством войдем в алкоголь!
В том-то дело! Не он в нас – целебно!
А напротив – в него мы, в него!
И не лепо ли бяше! – а лепо,
Милый Паша, ты вроде Алеко
И уже я не помню кого!
Кто свободен руками, ногами,
Кто прощается с Соловками,
А к тебе обращается узник
Алексеевский равелин —
Просит Мурманск – на помощь, союзник!
И дорогою – на Берлин.

Квазимодо [12]

О, Квазимодо, крик печали,
Собор, вечерний разговор,
Над ним сегодня раскачали
Не медный колокол – топор.

Ему готовят Эсмеральду,
Ему погибнуть суждено,
Он прост, как негр, как эсперанто,
Он прыгнет вечером в окно.

Он никому вокруг не нужен,
Он пуст, как в полночь Нотр-Дам,
Как лейтенант в «Прощай, оружье»,
Как Амстердам и Роттердам,

Когда кровавый герцог Альба
Те города опустошил
И на тюльпаны и на мальвы
Запрет голландцам наложил.

А Квазимодо, Квазимодо
Идет, минуя этажи.
Молчат готические своды,
Горят цветные витражи.

И на ветру сидят химеры,
Химерам виден далеко
Весь город Франса и Мольера,
Люмьера, Виктора Гюго.

И, посмотрев в окно на кучи
Зевак, собак, на голь и знать,
Гюго откладывает ручку,
Зевает и ложится спать.

«Тишинский рынок, эх, Княжинский рынок…»

Тишинский рынок, эх, Княжинский рынок,
Надменные чистильщики ботинок,
Надменные я знаю почему —
Профессия такая ни к чему.
Мне там старик пальто перешивал,
Перешивая, сильно выпивал.
Скажи, старик, ты жив или не жив,
Последнее пальто распотрошив?

«Ударил ты меня крылом…»