«Может, я не доживу…»

Есть у раздражения
Самовыражение.
Дверью – хлоп,
И пулю – в лоб.
Ах, как всем досадил!
И лежит в гробу – костюм,
Новые ботинки,
Галстук на резинке.
Две вдовы
(Две жены)
К случаю наряжены.
Он лежит – уже ничей
В ожидании речей.
Караул! Караул!
Вот почетный караул.
Хорошо ему в почете,
Жалко, ноги протянул.
Говорю ему – привет,
Ты – туда, а я – в буфет.

Батум

Работа не тяжелая,
И мне присуждено
Пить местное, дешевое
Грузинское вино.

Я пью его без устали,
Стакан на свет гляжу,
С матросами безусыми
По городу брожу.

С матросами безусыми
Брожу я до утра,
За девочками с бусами
Из чешского стекла.

Матросам завтра вечером
К Босфору отплывать,
Они спешат, их четверо,
Я пятый – мне плевать.

Мне оставаться в городе,
Где море и базар,
Где девочки негордые
Выходят на бульвар.

«У лошади была грудная жаба…»

У лошади была грудная жаба,
Но лошади – послушное зверье,
И лошадь на парады выезжала
И маршалу молчала про нее.

А маршала сразила скарлатина,
Она его сразила наповал,
Но маршал был выносливый мужчина
И лошади об этом не сказал.

«Мертвец играл на дудочке…»

Посвящается Феллини

Мертвец играл на дудочке,
По городу гулял,
И незнакомой дурочке
Он руку предлагал.

А дурочка, как Золушка,
Ему в глаза глядит —
Он говорит о золоте,
О славе говорит.

Мертвец – певец и умница,
Его слова просты —
Пусты ночные улицы,
И площади пусты.

«Мне больно, мне невесело,
Мне холодно зимой,
Возьми меня невестою,
Возьми меня с собой».

«То ли страсти поутихли…»

То ли страсти поутихли,
То ли не было страстей,
Потерялись в этом вихре
И пропали без вестей
Люди первых повестей.
На Песчаной – все песчано,
Лето, рвы, газопровод,
Белла с белыми плечами[8],
Пятьдесят девятый год,
Белле челочка идет.
Вижу четко и нечетко, —
Дотянись – рукой подать:
Лето, рвы и этой челки
Красно-рыжей благодать.
Над Москвой-рекой ходили,
Вечер ясно догорал,
Продавали холодильник,
Улетали за Урал.

«Я шагаю по Москве…»

Я шагаю по Москве,
Как шагают по доске,
Что такое – сквер направо
И налево тоже сквер.
Здесь когда-то Пушкин жил,
Пушкин с Вяземским дружил,
Горевал, лежал в постели,
Говорил, что он простыл.
Кто он, я не знаю кто,
А скорей всего, никто,
У подъезда на скамейке
Человек сидит в пальто.
Человек он пожилой,
На Арбате дом жилой.
В доме летняя еда,
А на улице среда
Переходит в понедельник
Безо всякого труда.
Голова моя пуста,
Как пустынные места.
Я куда-то улетаю,
Словно дерево с листа.

«Сегодня пьем…»

Сегодня пьем
Опять втроем,
Вчера втроем,
Позавчера —
Все вечера
Втроем.
Четвертый был,
Но он забыл,
Как пел и пил.
Ему плевать,
Ушел вчера,
А нам блевать
Все вечера
Втроем.

«Разговор о чебуреках поведем…»