Может когда-то она и была Лолитой, но не теперь (СИ)

«Внезапно мы оказались влюбленными друг в дружку – безумно, неуклюже, бесстыдно, мучительно; я бы добавил – безнадежно, ибо наше неистовое стремление ко взаимному обладанию могло бы быть утолено только, если бы каждый из нас в самом деле впитал и усвоил каждую частицу тела и души другого; между тем мы даже не могли найти места, где бы совокупиться, как без труда находят дети трущоб», – о, да! И мы тоже не можем найти места. Продолжаю читать. И книга затягивает. Словно, болото. Я читаю её каждую ночь. Каждую свободную ночь. Не берусь судить об этом сейчас. Но я на верном пути к пониманию этой рыжей красавицы. Безумно хочется обсудить с ней произведение. И Гумберта. А особенно Лолиту.

А теперь возвращайся! Возвращайся, пожалуйста. Я скучаю по дерзким губкам! И по глазам. А больше всего по запаху. По этому коричному аромату.

Я специально проезжаю мимо спорткомплекса, высматриваю её машину. Даже пару раз был в Шерман Оуксе. Но вокруг дома только машины её мужа. В один из дней, вернее вечеров проезжаю мимо её дома снова, я засмотрелся в окна и еле успел затормозить, перед заворачивающей машиной.

– Дьявол! – луплю ладонями по рулю. – Эй, дятел! – подбегает к машине здоровяк. Видит меня, челюсть плавно опускается на асфальт. – Эмм… Вы это… Аккуратней… – Оли, ну что там? – слышу знакомый голос. Это Даг. – Тут это. Он. Музыкант. Эмм… Барабанщик… – здоровяк чуть улыбается. – Да что ты мямлишь? Вот неандерталец-то! – Даг подходит к нам. – Шеннон! – радуется. – Привет! – киваю. -Ты какими судьбами здесь? – Да, – отмахиваюсь. – Привозил одну девчонку, – вру. – Пойдём! Выпьем! – зовёт меня. О! Этого мне ещё не хватало! – Знаешь, я на самом деле так устал! Работал весь день. – Я тоже. Весь день! – улыбается. – Как раз отдохнём. Откажешься – обижусь! – щурит глаз. Дьявол! Мне это совершенно не нужно. Ещё я не любезничал с её мужем. Закрываю дверь. – Я загоню вашу крошку во двор! – радостно пыхтит здоровяк, протягивает руку – ждёт ключи. Закатываю глаза, отдаю ему ключи, плетусь за Дагом. – Смотри, Шеннон. Ещё одна моя гордость, кроме жены, – кивает на вольер с огромным животным. Я немного пугаюсь. Когда я был здесь в последний раз, псина смирно дремала, провожая меня взглядом. А сейчас это чудовище стоит в полный рост. Клянусь он мне по самую грудь! – Эй, Арес! – негромко произносит Даг. Пёс начинает святиться от счастья. Ну отлично! Как раз подходит для хищного Бога войны. – Булли кута – пакистанский мастифф. Легенда собачьих боёв! – хвалится Даг. – Боёв? Он дрался? – раскрываю глаза. Даг кивает. – Ты посмотри, у него вся грудь в шрамах и перешитая. – Знаешь, я против насилия. Моя мама вегетарианка. Подходящее имя ты ему выбрал – Арес, – перевожу тему. – Я выбрал этого щенка по интернету. Когда мне его привезли, он был премиленький. Я попросил мою малышку придумать ему имя, – рассказывает. Меня передёргивает.

ОНА МОЯ МАЛЫШКА, А НЕ ТВОЯ!!!

– И она загорелась этой идеей. Но, как только я сообщил, что собираюсь сделать из него настоящего бойца, она отказалась. Назвала меня живодёром. Она ненавидит этого пса. По правде говоря, я думаю, она застрелила бы его, будь у неё оружие. Ладно, пойдём! – приглашает меня в дом.

Я осматриваюсь. Я был в этом доме только в кухне. Богатый дом. Очень богатый. И каждая комнаты выполнена в своём стиле. Будто попадаешь из страны в страну. Франция в гостиной, Италия в столовой и Куба в кухне.

– Отличный дизайнер тебе попался. Не дашь номер? – спрашиваю. – Домом занималась Холи. Я дал ей полную свободу. Хочешь, она и твою холостяцкую берлогу обставит? – С чего ты взял, что я холостяк? – вскидываю бровь. – Перестань! Тысячи женщин – это не отношения! – отмахивается. – Я сам был молодым. – Молодым? – раскрываю глаза. – По-твоему сколько мне лет? – Тридцать. Тридцать два, – жмёт плечами. Я прыскаю. – Почти. Сорок два! – улыбаюсь. – Так что я твой ровесник, – отвечаю. Теперь пришла очередь Дага смеяться. – Возвращаю твой вопрос. По-твоему сколько мне? – Сорок – сорок два, – честно сознаюсь. – Мне пятьдесят четыре, – сообщает. Поднимаю челюсть с пола. Ей нет и тридцати, а её муж прожил полвека! – А сколько вы с Холи в браке? – интересуюсь, замечая их огромный портрет над камином. – Почти шесть лет. Пойдём, выпьем чего – ни будь, – тянет меня в кабинет.

Судорожно соображаю. Сейчас ей двадцать семь, значит, тогда ей был двадцать один год. А ему сорок восемь. Сорок восемь… И что нашла молодая девушка, совсем девчонка в таком взрослом мужчине? Неужели только деньги? Только деньги заставили её полюбить его? А может, она и не любит вовсе? Чёртова Холи! Сколько всего я хочу о тебе узнать!

На одной из полок в кабинете я замечаю фотографию детей. Это мальчик и девочка. Молча указываю на фото большим пальцем.