Может когда-то она и была Лолитой, но не теперь (СИ)

– Ты сейчас такая… – тихонько произношу. Она поворачивает на меня голову. Сводит брови. – Такая милая, нежная. Как воздушный крем, как взбитые сливки на кексе, – произношу. Она удивленно улыбается. – Я хочу услышать твой голос, – прошу. Она крепко соединяет губы, качает головой, снова утыкается в книгу. – Лолита, – шепчу. Она бросает на меня взгляд, раскрывает глаза. – Она ведь совсем как ты, да? Она тоже была со взрослым мужчиной, она тоже манипулировала им при помощи секса. И я понимаю, почему ты так любишь этот роман. И этот твой Гумберт. У него тоже явные проблемы. Ты была совсем маленькой девчушкой. Холи, он педофил. И даже не отрицай! – я груб.

Она встаёт, надевает штаны, открывает замок, протягивает правую руку с тонким средним пальцем. И выходит, громко хлопнув дверью. – Сука! – гремлю я. Она возвращается, я морщусь, уже приготовился получить по лицу, но Холи бросает на тумбочку листок и уходит. Хватаю клочок бумаги. Это вчерашнее задание.

«В-»

Что? Не отлично а всего лишь В? Да ещё и с минусом? Да ты шутишь, рыжая!

Толкаю дверь в её комнату. Она поднимает на меня глаза. Встаёт на кровати. Приготовилась защищаться.

– Ты поставила мне В? Я американец Холи! Я не мог сделать ошибку! Проверь ещё раз! Ей Богу, ты ошиблась! – трясу листом. – Особенно второе предложение! – тычу на слова. Она улыбается. Опускаю взгляд, замечаю, что она в одних трусиках. Улыбаюсь. Она злится, указывает на дверь. Я киваю, улыбаюсь, ухожу.

Дочитываю книгу до середины. Уже полночь. Выхожу в коридор, приближаюсь к кухне, слышу разговор, заглядываю в щель между дверью и косяком.

– И я не могу понять его. Тибетцы такие странные. Знаешь, я до сих пор не могу привыкнуть, – жалуется Эрика моей рыжей. – Послушай, – произносит Холи и обнимает Эрику.

ТВОЮ МАТЬ! Она пыталась заверить меня в том, что ей нельзя разговаривать!

Даже присутствовать не хочу! Стерва чёртова! Сука! Какая же ты стерва! Вхожу в свою комнату, плюхаюсь на кровать. Я убью её! Я точно её убью! Возьму вот этот стул и разобью её прекрасную голову к чертям! Слышу торопливые шаги. Это она. Это точно она. Выхожу, иду за ней, Холи закрывает дверь, но я толкаю её, вхожу в номер, закрываюсь на замок. Теперь ты никуда не сбежишь, мой сладкий кексик! Рыжая недовольно смотрит на меня, тычет пальцем на дверь.

– Забудь, – хватаю её за руку, подношу пальчик к губам, целую его. Она раскрывает глаза, на секунду зависает. Но потом резко отдёргивает руку и снова указывает на дверь. Отрицательно качает головой. Игнорирую её недовольство. Приближаюсь к ней. Она отходит, с испугом смотрит в мои глаза. Упирается спиной в стену. Прижимаюсь грудью к её груди. Хватаю её за руки, переплетаю пальцы наших ладоней, прижимаю их к стене. Холи отрицательно качает головой типа «не прикасайся ко мне». – Ну уж нет, кексик, теперь я отыграюсь! За все твои выходки, и за этот месяц, и за твоё враньё. Отыграюсь!

====== Часть 34. Вымоленное прощение ======

Касаюсь губами её шеи. Не целую, просто дышу, втягиваю волшебный аромат её тела. Своими ладонями чувствую, как трясутся её пальчики.

– Ну же, Холи, – жарко шепчу ей на ухо. Она замирает. По горлу спускается комок. Она шумно сглатывает. – Давай! – провожу кончиком языка за её ухом. Она кусает губу, мотает головой. – Ну же, мой коричный кексик! – чуть прикусываю кожу на её подбородке. В её глазах плавится желание. Такое сладкое, такое возбуждающее. Этот молящий взгляд. Ох, Холи, ты совсем меня не щадишь. Я ведь совсем не молод!

Раздвигаю коленом её бедра, крепко удерживаю у стены. Стаскиваю с неё маечку, она сопротивляется. Ей Богу, для вида сопротивляется. Грудь в красивом тёмно-бордовом бра. Ты знала, что я его увижу. Ты специально его надела!