Брови были соболиные, это точно. А речи вести было не с кем. И, как это часто бывает с началом взрослой жизни., счастливой или несчастливой, дар прозренья оставил Ирину. Как потом выяснилось, не навсегда. Сейчас впереди темно. Стерпелось, но не слюбилось. А терпеть Татьяниной матери еще долго, целых восемь лет до рождения первого ребенка. Мягкие харьковские зимы, грустные украинские песни:
Ой ты дiвчина заручена,
Чого ти ходиш закручена?
Ой, знаю, знаю, за ким страдаю,
Тiльки не знаю, с ким жити маю.
Через рiченьку, через биструю
Подай рученьку, подай другую...
Переехали в Москву в двадцать девятом году. Купили кооператив – две смежные комнаты без ванной, арка вместо двери. Третий этаж пятиэтажки на Малой Тульской улице. Илья Евгеньич сам припер на горбу плохонький деревянный стол. Тут и родилась первая дочь Анна. Первое радостное событие в браке. Вернулся, вернулся дар прозрения к Ирине. Но что увидала – никому не рассказала. Илья Евгеньич нанял вечно в себя погруженной жене сразу двух помощниц: кухарку Домну Иванну и няньку Васёну. Деревня нищала, прислуга стоила дешево. Обе деревенские женщины любили маленькую Аню. Весною Илья Евгеньич нанимал грузовик и перевозил всех четверых в деревню Ржавки. Там семья Башковых сдавала семье Виноградовых половину избы. Деревенский мальчик Коля Башков говорил мечтательно: «Чеснок пахнет колбасой». Привозимая Ильею Евгеньичем колбаса была городским гостинцем. Инженеры в цене. Индустриализация.
Что ж ты, Иринушка, увидала? скажи мне, Татьяне, своей еще не явившейся дочери. – Я увидала себя другую, словно рождение первенца сняло печать, коей была запечатлена. Увидала себя ждущей любви. Всё вокруг озарено ожиданьем. Светлы июньские ночи, рано подает голос первая утренняя птица. Еще. еще одна- и вот уж целый хор славит чудо жизни. Ветер летит с Балтики, там ночи еще короче. Краткие ночи любви, я вижу вас впереди. Но кто же придет и откуда?
Ветреный день, Ирина идет краем поля. Она свободна, муж приедет лишь в воскресенье. Дома две женщины смотрят за Аней, да и та сейчас спит. На ногах у Ирины белые парусиновые тапочки, выбеленные мелом. На ней полотняное платье с мережкой. Ветер лепит его к ногам. Задумалась, опустила глаза и пришла прямо в чьи-то объятья. Юноша лет двадцати, высокий, светлые волосы ежиком, загорелый. В парусиновых мелом выбеленных туфлях, широких хлопающих полотняных брюках и полотняной косоворотке с коротким рукавом. Держит Ирину за плечи, не отпускает, и ветер лепит его широкие брюки к ее ногам. «О чем вы задумались? вы меня не видели? а я давно иду вам навстречу. Должно быть, уж несколько лет».
На самом деле ему. Борису, уже двадцать три. Окончил лесной институт, назначен сюда лесничим. Живет здесь, в Малине, у местной старухи Дарьи. Теперь они вместе, Ирина и он. А что будет осенью? может, ее и не будет вовсе, осени. Время вернется вспять, и наступит весна. Пока короткой ночью Ирина крадется в башковскую баньку. Ты любишь меня? – Люблю и буду любить. Женщины. Домна Иванна и Васёна, подозревают, однако не выдадут. Женщины всегда на стороне влюбленных. Старый муж, грозный муж им чужд. Ирина открывшимся взором видит много беды впереди, но отгораживается от плохого. Детство было безоблачным, после горе и голод. Черная полоса несчастливого брака, и вот – сиянье любви. Могла бы и не узнать, что это такое. Теперь узнала и светится потаенным светом.
Осень всё же пришла. Муж погрузил пожитки на грузовик. Где же любовники будут видеться? Негде. Нет квадратных метров для счастья. Всюду натыканы люди, как семечки в спелом подсолнухе. Ирина ходит с ним, ненадолго приехавшим, по дворам, подняв воротник пальто. Целуются в подворотне. Дождемся лета. Не дождались. Командировочный муж уехал зимой в Конотоп. Обезумевшая Ирина ночью впускает Бориса и скрывает в супружеской постели. Просыпается девочка – входит нянька Васёна. Ирина молчит, отвернувшись к стене. Воровская любовь. Один срам. Весною Ирина рожает еще одну дочь, Оленьку. Но проклятье падает на ребенка. Живет лишь год, умирает от дифтерита. Сурово молчат Домна Иванна и Васёна. Ирина прячет глаза. Каково любить в этом скудном мире? То-то же.