Можете звать меня Татьяной

Прошли те времена, когда прозрачные прикармливали Витьку ровно рыбку в пруду. Раскрывали над ним в дождь невидимый зонтик, выключали газ, когда еда собиралась пригореть, переносили его от дома в школу за считанные секунды. Теперь полностью завладели Витькой, стали использовать его в своих далеко идущих целях, не сообразуясь с его планами и желаниями. Маша для них была находкой. Сильный мозг, принимающий информацию без ограничения. Прозрачные вцепились в Машу крепко, а она, храбрая, жадно впитывала новые впечатленья. И новые планеты, которые посещали неуемные прозрачные тираны, теперь казались Витьке красивыми, ничуть не хуже обожаемой Земли. Если бы с Машей, то, в принципе, можно бы на них и поселиться. Кажется, прозрачные поймали Витьку на мысли. Увидали в детях будущих Адама и Еву. Привозили детей в безлюдные зеленые дебри. Находили же новоявленные прозрачные боги такие привлекательные планеты где-то у черта на рогах.

Машиных родителей пришлось усмирять. Заявились в школу, нашли Олега Борисовича и во всем обвинили его. Забивает детям головы всякой чепухой. И какое дело ему до девочки? даже не его ученица. Олега Борисовича вызвали к директрисе, но прозрачные боги не допустили его увольнения. Утихомирили и Машиных родителей. Дело спустили на тормозах. Полеты продолжались, и планеты выбирались самые заманчивые. Детей выпускали погулять в райские сады, где пели-заливались пестрые птицы. Олег Борисович был весьма озабочен. «Понимаете, мои юные друзья, они могут вас в один прекрасный день там оставить. Не хочу вас пугать, но такой вариант нужно тоже рассматривать». Пытался однажды сесть вместе с детьми в вертолет, но невидимая стена его не пропустила и даже отшвырнула. Упал, разбил очки, порезал щёку. Инопланетяне тоже бывают иной раз жестоки, особенно когда вторгаются в их замыслы.

Прозрачные извинились перед Олегом Борисовичем в свойственной им манере. Он, расцарапанный, встал и пошел к подъезду, пошатываясь, печатая по раннему снегу следы, наступающие друг другу на пятки. Ему в спину бибикнули. Обернулся. Перед ним распахнул дверцу роскошный мерседес. Сел. Бардачок сам открылся. Там лежали документы собственности и водительские права на его имя. Хотят загладить вину. Ну что ж, примем подарок. Сначала долго ездил один: не был в себе уверен. Наконец посадил обоих детей и торжественно повез в собрание посвященных.

Весна уж самозабвенно чирикала в парке вокруг университетской обсерватории. Обоим детям сравнялось по двенадцати – пора учить. На школу Олег Борисович особенно не надеялся – знал ее изнутри во всем несовершенстве. Глазастый лысый профессор в маленькой комнатушке поцеловал Маше руку и созвал «наших». Все трое явились, заранее предупрежденные. Дальнейшее было похоже на церемонию празднования совершеннолетия у каких-то островитян. Правда, никто не протыкал детям губы и не вставлял колец. Но с ними всерьез советовались, просили комментировать проецируемое на экран. Маша больше помалкивала, а Витька говорил до того разумно, что сам себя не узнавал. С тех пор как к нему прибилась Маша, он разительно поумнел.

Члены маленького кружка стали заниматься с Витькой и Машей. Астрофизика, антропология, генетика, археология, этнография, мифология. В свободные часы дети ходили по парку, осыпаемые лепестками отцветших яблонь, и оба думали о лете, всегда таком желанном, а теперь? Но мысли их прослушивались. Прозрачные боги устроили так, что Витькин отец отправился к Машиным родителям. Не сватом, не смейтесь. Просто убеждать их, чтоб отпустили Машу на лето к его матери в деревню. Там такой воздух, такое парное молоко! совсем как в рекламе молочных продуктов марки «домик в деревне». Да, Маша быстро растет, ей действительно не мешало бы окрепнуть. И Машины родители, недавно столь агрессивные, неожиданно согласились.

Не всякий человек на своем веку бывает счастлив. Кому-то дается, а кому-то нет. Так, слабое подобие. Витька был абсолютно счастлив в это лето, тринадцатое лето его нестандартной жизни. До одури счастлив. Каждая кувшинка на речке, каждая земляничка в лесу стали бесценным даром. Худая Маша в ситцевом сарафане сразу приглянулась бабушке. Две женщины, одна на закате, другая на ранней заре, спелись. Спелись в буквальном смысле слова. Сидя на крыльце, опустивши на колени длинные руки, выводили тонкими голосами:

Уж ты сад, ты мой сад,

Сад зеленый виноград,

Что ты рано цветешь,

Осыпаешься?

Что ты рано цветешь,

Осыпаешься?

Во далече ль, милый мой,

Собираешься?