Можно все. Возраст вдохновения

В традиционных обществах (я бы даже употребила выражение «патриархальных», если в слове «патриарх» выделить не мужскую, а статусную составляющую: глава рода, почтенный старейшина) наступление этого периода компенсируется выстроенной веками системой отношений: младшие берут на себя обслуживание старших, снимают с их плеч ставшие непосильными обязанности, принимают на себя их бытовое сопровождение. При этом речь не идет о низведении пожилого человека до положения утомительной бесполезной обузы – напротив, он окружен почетом и уважением. Он не должен изо всех сил доказывать, что «ты еще крепок, старик Розенбом», и отказ тела подчиняться не наполняет его таким ужасом бессилия. Старейшине, вождю или аксакалу нет нужды самому совершать какие-либо действия, требующие физических усилий, и наступление этого этапа его совершенно не тяготит – благодаря сохранению и даже приумножению морального превосходства и авторитета. Это «дожитие»? Да. Но, я бы сказала, это «дожитие» в его идеальной форме, если в данном случае вообще можно говорить об идеале. Такой подход разумен и ценен в обществе, ориентированном на старость и наделяющем старость безусловными достоинствами и «бонусами». Когда-то очень-очень давно наше общество тоже было таким – и отголоски этого мы можем сегодня найти в классической литературе – у Пушкина, Толстого и Бунина, и даже в литературе более позднего периода (вспомните всех этих лукавых, мудрых и безусловно уважаемых стариков у Шолохова, например).

Но с тех пор прошло немало лет, сменилась не одна формация, «смешались в кучу кони, люди», и мы получили очень специфическое общество, которое, может быть, и декларирует на словах какие-то обнадеживающие обещания, но на деле относится к теряющему силы человеку как к лузеру – проигравшему, сошедшему с дистанции. Такое общество придерживается концепции «дожития», но при этом оно утратило культ старости, и только надписи в общественном транспорте о необходимости уступить место пожилым людям выглядят теперь как наскальные рисунки древних племен (особенно если учесть, что они давно уже мало кого мотивируют действительно уступить место немощному пожилому человеку). «Акела промахнулся» – великая находка Киплинга, да есть ли вообще хоть что-то, чего он не учел и не отразил в своей «Книге джунглей»? Человек не смог сделать то, что еще вчера делал отлично, и его списывают со счетов. Нет, его не сталкивают со скалы и не относят умирать на вершину горы Нараяма – просто автоматически переводят в категорию бесполезных членов общества, непригодных уже ни к чему такому, что требует хоть каких-то физических усилий.

Для человека возраста «дожития» спасением от отчаяния становится философия сокращения усилий и адаптации к постоянно сужающимся возможностям.

Присловье «старый да малый» и расхожая сентиментальная формула слабости «дети и старики», безусловно, имеют под собой прочную объединяющую основу. В обществе модели «дожития» юный и пожилой человек действительно уравнены, так скажем, в правах. К ним относятся как к слабым, несмышленым, требующим заботы и руководства, потому что они действительно физически (а порой и интеллектуально) не в состоянии делать то, на что способен активный взрослый человек на пике своего развития и возможностей.

Я еще неоднократно вернусь к этому сопоставлению, потому что оно реализуется на всех уровнях и во всех сферах деятельности. Но сейчас мы говорим конкретно о недостатке сил, и, казалось бы, этим очевидным фактам трудно что-либо противопоставить. Да, пожилой человек, так же как ребенок, не уверен в своих силах, ему трудно правильно рассчитать свои возможности, он вынужден постоянно соизмерять с ними свои желания и потребности и чаще всего довольствоваться малым. Он не может передвинуть условное пианино и бодро пройти несколько условных кварталов, не может с ходу заучить несколько страниц условного иностранного разговорника и физически защитить себя от обидчика, не может… да много чего еще он не может, этот список велик и разнообразен, но разница все же есть. Во-первых, ребенок научится, а пожилой человек уже разучился. Во-вторых, ребенок на пути постижения безрассудно смел и не оставляет попыток освоить новый навык, а пожилой человек, напротив, все более осторожен, опаслив и боязлив. Но одна очень важная часть упускается из виду: опыт. Ребенку еще лишь предстоит его получить, а у нашего героя опыта в достатке, только он растерян и сбит с толку новым этапом в своей жизни, поэтому не понимает, как этот богатый опыт можно использовать и применять в новых обстоятельствах: зачем мне нужен теперь этот опыт, если я уже еду с ярмарки, как я теперь смогу использовать все то, что я пережил и прожил, разом ставшее бесполезным и бессмысленным?