Можно всё

Не знаю, как я пережила оставшуюся дорогу. Три ночи я спала сидя, сделав подушку из свитера и укутавшись в остальные теплые вещи. Ступенька под ногами, систему работы которой я разгадала автобусе на пятом, немножко спасала, но не задницу и спину. Каждые пару часов какая-то из частей тела затекала, и я сонно выпрямлялась, вглядываясь в бесконечные черные поля. Фары автобуса освещали прямую дорогу в бесконечность и разметку – пеструю ленту-змею. Все семьдесят два часа я крутила в воображении сцену, как мы встретимся. Грязная, уставшая, но счастливая, я наконец-то ворвалась в Денвер – главное пристанище керуаковских героев, о которых, как и о самом Керуаке, я тогда еще и слыхом не слыхивала. Я не могла предстать перед Дэниелом в таком виде и с чемоданом в руках. За четыре года отношений я хорошо уяснила: чтобы мужчина тебя любил, нельзя ему навязываться. Я пересела на нужный автобус, и тот унес меня подальше от центра, к дому Кирилла Слесаренко. Кирилл был угрюмым и странным парнем. Он жил со своей мамой и отчимом. Его младшая сестра забавно перемешивала английские и русские слова в речи.

– А это что у тебя, peecock? – сказала она, рассматривая мои сережки с павлиньими перьями.

– Кто?

– Пииикок!

– А! «Пикок» – это павлин! Да!

У его дома был общий бассейн, и мы пошли купаться. Как можно не радоваться жизни, когда у тебя рядом бассейн, подумала я. Мы обсуждали, что случилось со всеми одноклассниками и как дела дома в России, но мне не было никакого дела до всего этого. Я уже давно набрала эсэмэску «I’m in Denver» и ждала ответ. Дэниел пропадал где-то на футбольном матче до самого вечера. Как только я разобралась, где нахожусь, сообщила ему свои координаты, и мы договорились встретиться у торгового центра поблизости.

Когда настал заветный час, мы со Слесаренко и его толстеньким приятелем, неудачником на вид, отправились туда. Я не хотела, чтобы пацаны шли со мной, но они настояли. Кирилл вообще был не в курсе, что я не собираюсь жить с ним, а использую его дом как перевалочный пункт. Кроме того, он был знаком с Димой. Мне не хотелось, чтобы он понял, что я с Дэниелом в каких-то отношениях, а значит, пришлось быть сдержанной. Пока мы стояли на парковке у центра и ждали, когда подъедет Дэниел, я притворялась, что слушаю, о чем они говорят, но на самом деле не улавливала ни слова. В ушах гудела невыносимая тишина ожидания. Я молча воровала сигареты у толстого парня, одну за одной. А они тут дорогие, и так делать не принято.

– Там шарик такой в фильтре, можешь его щелкнуть – сигарета станет ментоловой, – бурчит он.

– Что??? Это как??? – я такого еще не видела: в России тогда только начали появляться сигареты с кнопкой.

– Ну, щелкни просто. Дай!

Он проделал все за меня и вернул сигарету. Но мне не понравилось. От нервов я ничего не поела, и никотина хватило на то, чтобы руки опять затряслись. И тут среди рядов машин я увидела его. Он шел мне навстречу. Клянусь, я запомню этот момент навсегда. Я моментально забыла обо всех приличиях и декорациях вокруг. Мне стало так искренне все равно, какой это город, страна и планета. Я просто побежала и, чуть не сбив его с ног, вцепилась, обняв за шею, и только и повторяла, что такого не может быть. Мы сразу поняли, что от парней надо избавляться и ехать к нему. Я кое-как извинилась перед Кириллом и сказала, что вернусь завтра. Ему оставалось только принять такой расклад.

Мы сели в машину, Дэниел повернул ключ, и заиграла та самая песня «Oasis», которую я беспричинно крутила в своей голове весь этот месяц. Мне кажется, такими моментами судьба подсказывает нам, что все идет по плану. Нити связались в узелок. Мы взялись за руки и уехали в закат длиной в сорок два дня. Таким был срок моего притупляющего счастья.

Комната-студия, в которую вписался Дэниел, находилась в самом сердце Денвера. Отсюда было рукой подать до Сити-холла, Капитолия, Центрального парка, Художественного музея причудливой формы и любимой улицы всех бродяг, 16-й. Хоть мы и жили в подвале, куда практически не попадал дневной свет, а кухня была прямо в комнате, это все еще было жилье, и оно было нашим. Его друг-регбист переехал на другую квартиру, и мы остались делить студию с черным пареньком Томом. Так я оказалась окружена афроамериканским и английским акцентами. Ничего, мать его, не может быть более неразборчивым, чем эти два акцента. Но кажется, от этого мой английский довольно скоро прокачался до солидного уровня.

Рано утром Дэниел уходил на работу, оставляя мне на журнальном столике несколько сигарет, и возвращался лишь ночью. Потому мы часто зависали с Томом. Том научил меня врываться на любые домашние вечеринки, которые так любят в Америке. Ему было лет двадцать, и он переехал в Денвер один. Его мама воспитывала еще несколько детей где-то в Мичигане, отца и в помине не было, поэтому мальчик не понаслышке знал, как выживать на суровых улицах реальности. Главным образом мы шли на вечеринки, чтобы бесплатно выпить и пожрать.

– Что, мы вот так просто постучим в дверь к незнакомым людям?