Можно всё

– Меня за весь этот период выбесило что-то только один раз, – говорит она. – Когда его мама меня доебывать пыталась. Я ей так и сказала: «Мама, не докапывайтесь».

И смеется.

– Да? А у меня с ней всегда были хорошие отношения, – отвечаю я. – Это лучшая мама из тех, что были у моих парней.

Я вспоминаю, как пила с его мамой на кухне мартини. Мы молчим.

– Ну, мы сделаем вид, что нам пора, – говорит Наташа, посмотрев с кокетством на Диму, и начинает уходить.

Дима решает помочь донести куда-то мой рюкзак. Наташа идет чуть впереди, мы остаемся за ее спиной, и она нас не видит. Я семеню рядом с Димой, путаясь в собственных ногах и чувствуя себя максимально нелепо. Дима берет меня за предплечье, и я в секунду вспоминаю, ощущаю, что потеряла. Он держит за руку не так, как полагается, потому что это мило. А берет за саму руку, выше кисти. Так для безопасности держат детей, чтобы они случайно не выбежали на дорогу. Мне хочется утечь всей в ту часть руки, которую он держит, чтобы больше ничего не решать. Чтобы он повёл меня за собой.

Он смотрит мне в лицо. Каждый раз, когда я вижу его, мне кажется, что время остановилось тогда, когда мы разошлись после свадьбы на крыше, а теперь продолжилось.

– У тебя грустный взгляд. Почему? – Дима всегда переживал за меня больше всех и всегда улавливал мое настроение.

Я молчу. На глаза наворачиваются слезы. И тут он смотрит мне в глаза так же грустно и понимающе и горьким тоном говорит слова, от которых я просыпаюсь:

– Ты ведь сама этого хотела…

Он отпускает мою руку и догоняет Наташу. Я остаюсь стоять как вкопанная. Сзади подходит мой друг Лис. Я разворачиваюсь, прячу лицо на его плече и плачу.

«Ты ведь сама этого хотела…» – повторяет в голове Димин голос. Я вскакиваю с постели в холодном поту. Каролина тихо спит рядом.

4–5

Четвертого мая Каролина уехала, и я снова стала предоставлена самой себе. Поскольку я плохо знала Одессу, мне нужен был хороший проводник. Им вызвался быть Вова Карышев. Он был тем еще персонажем. Знаешь выражение «в каждой бочке затычка»? Так вот, его легко можно было применить к Вове. В целом это был неплохой, простодушный парень, но ужасно навязчивый, вспыльчивый, неуравновешенный, нелепый, странный и с мозгами набекрень. Невозможно было сказать, что происходит в его голове.

Сначала я вообще не поняла, как он оказался в тревел-тусовке… Нет, он, конечно, куда-то ездил, но сказать, что в плане путешествий он был человеком осознанным, сложно. Вова вечно пытался всеми способами доказать всему миру и самому себе, что он крут. Пока мы гуляли, он постоянно созванивался с кем-то по работе и говорил по полчаса, причем специально громко, чтобы все знали, что он человек серьезный, да таким важным тоном, будто решает дела президента. Я так и не поняла, в чем заключалась его работа, но, учитывая, что он жил с родителями и носил одну и ту же рыночную одежду, было понятно, что это лишь мишура.

Он любил быть в центре всех событий, знал, что происходит в жизни каждого человека, которого повстречал, в особенности если это были люди творческие, дружба с которыми опять же будто придавала ему самому некий статус. К ним он приклеивался, словно жвачка. Лично на своем опыте могу сказать, что, с тех пор как мы впервые встретились еще прошлым летом на фестивале «Трип Сикретс», он из месяца в месяц писал мне «привет – как дела – что делаешь» сообщения, а я их всегда ненавидела. Я доходчиво объясняла ему несколько раз, что не люблю интернет-общение (чтобы быть повежливее, я назвала это так), и, наконец, дабы он отстал, мы условились, что встретимся, когда я буду в Одессе. Потом я узнала, что под эту рассылку попадали абсолютно все мои «популярные» друзья и знакомые, но большинство из них были слишком вежливыми, чтобы сказать ему: «Хватит! Мы виделись раз в жизни, какая тебе нахер разница, как у меня дела и что я делаю?!» – и он продолжал навязываться. Зато при личной встрече он представлял всех популярных людей как своих охуеть каких близких корешей, и, в общем-то, ему даже было чем апеллировать – он знал, как у них дела и что они делают.

Чтобы узы его «дружбы» были закреплены чем-то посущественнее этих знаний, он стремился быть этим людям так или иначе полезным. Например, как-то он поселил к себе на дачу Аню Морозову, чем очень гордился и о чем часто потом упоминал в разговорах. Я понимала: если обратиться к нему за помощью, он не откажет. И в то же время не очень хотелось этого делать, потому что в пакет такой услуги входили новые и новые «привет-как-дела» сообщения, и на этот раз послать его было бы уже совсем некорректно.