Можно всё

Мы исследовали с Аллкаш все места, где я еще не успела побывать, набили себе одинаковые татуировки на ноге, и вскоре она вернулась в холодную Москву. А на смену ей в моей жизни появился настоящий подарок. Я встретила девушку своей мечты. Ее звали Мими. Мими обладала какими-то чарами. Не знаю, как по-другому объяснить феномен ее очарования. Внешностью она была похожа на Анджелину Джоли, только красивее, а голосом на Мэрилин Монро, только слаще. Особый шарм ей придавали татуировки. Я не могла себе представить, как полностью забитая рука может смотреться так сказочно и сексуально на женщине. Среди затонувших кораблей по ней плыла обнаженная русалка в розах, на ноге красовался банан Энди Уорхола, а по шее к гнезду летели три ласточки в знак трех ушедших из жизни близких. Мими была художницей. Она создавала совершенно невероятные миры, рисуя не только на бумаге, но и на дереве, и на стенах отеля, на пузике щенка, живущего на нашей территории, на сигаретах, листьях и на себе самой. Мими видела красоту во всем и каждом, и люди в ее обществе преображались. К моменту, когда наши с ней пути пересеклись, Мими жила на Бали уже два месяца и успела впутаться в любовную историю, из-за которой теперь переживала. Она переехала жить в наш хомстей вместе со своей подругой Ингой, которая прекрасно ее дополняла. Инга была ответственной за безумие в нашей компании. С ней можно было говорить о параллельных мирах, выходе в астрал и самых разных религиях мира. Худая, высокая, с короткими волосами, острым носом и выразительными глазами, которыми она всегда смотрела предельно пристально и как бы исподлобья, она напоминала мне хищную птицу. Притом что ей было тридцать шесть, она относилась к тому сорту девушек, которые в любом возрасте выглядят как студентки. Лишь постоянная забота о питании и о том, чтобы на лицо ни в коем случае не попадали лучи солнца («загар вызывает преждевременное старение»), выдавала ее.

Так весь наш хостел постепенно превратился в маленькую коммуну. Сашка, Бен и три девчонки. Все мы к этому моменту были довольно осознанными ребятами. Днем мы занимались каждый своим. Я каталась на серфе с Беном, писала истории и учила Мими английскому взамен на марихуану. Инга изучала очередную религию и дивилась всему, что здесь происходит, Мими рисовала и повторяла неправильные глаголы, аскетичный Сашка зависал голым в туалете своего номера (там была хорошая акустика) и дул в свой огромный диджериду. А по вечерам мы закатывали разговоры о параллельных мирах, выходе из тела, духах, шизофрении и слушали Вадима Демчога. Мы давно забыли о том, что такое обувь. Оставляя шлепки где-нибудь на пляже, мы больше не торопились купить новые. Слушали Боба Марли и так оборзели, что делали «мокрый» прямо в бассейне, хотя на Бали за держание марихуаны грозит смертная казнь. Мы были предельно далеки от февральской зимы и всего остального мира.

Однажды, покуривая сладкие, потрескивающие во время горения сигареты с гвоздикой, мы с Мими наслаждались очередной теплой и нежной ночью в раю. Каждый вечер здесь проходили вечеринки с десятками загорелых серферов, которые только и ждали, когда мы придем. Мы официально были свободны и могли делать абсолютно все, что захотим. Но я спала в обнимку с балахоном Антона, Мими вечно рисовала тигров, символизирующих определенного мужчину, а Инга становилась очень задумчивой, когда курила сигареты. Она всматривалась в дым, будто видела в нем чье-то лицо. Все мы уехали на остров за мечтой и были очень счастливы, но беда в том, что, как только ты оказываешься в раю, сердце начинает биться в такт тому, кого ты оставил. Мы старались об этом не разговаривать, но спустя месяц выдался такой день, когда три сильные и независимые женщины вскрыли карты.

– Это так нелепо! Я уехала из Алматы, чтобы больше ни с кем не встречаться, не лить слезы и сопли. И не доехав до Бали, уже влюбилась. Мы летели через Малайзию и Сингапур, и на полпути я встретила парня, который являлся противоположностью всего, что я люблю в мужчинах! Не знаю, что со мной произошло. В итоге мы вместе приехали на Бали, но вскоре он улетел обратно в Малайзию на обучение. Сказал, что вернется, как только закончится семестр… Я ему пишу, отправляю картины… Я рисую девушку и тигра. Он у меня ассоциируется с тигром. Такой же большой, упрямый. И опасный, и мягкий одновременно. А он, кажется, даже не понимает, что это мы. И отвечает в два слова…

– Покажешь мне свои картины?

Она кивнула и вытащила свой блокнот. Рисунки были просто потрясающие. На одном была изображена постель, на которой лежат женские трусики, а из-под одеяла торчит хвост тигра. На другой была раздевалка, и следы женских ног и кошачьих лап, уходящие за дверцу. На третьем – стиральная машина и моющийся в ней среди одежды хвост.