Мрачная комедия

— Очень хорошо, — продолжал Куэйл. — Вам понятно, что окончание войны должно повлиять на методы работы нашей организации. Сейчас нужно действовать по-другому, намного более осторожно. Это означает, что сотрудникам придется рисковать больше.

— Риск был всегда, — осторожно сказал Гелвада.

— Конечно, — ответил Куэйл. — Но есть риск и риск. — Он улыбнулся Гелваде. — Мне не хотелось бы видеть вас повешенным, — сказал он небрежно.

Наступило молчание, затем Гелвада сказал:

— Понятно. Раньше был риск получить пулю или нож в спину, но никого официально не повесили. Сейчас появилась такая возможность.

— Совершенно верно. — Гелвада затянулся.

— Занятно. В меня стреляли, были ножом, но меня еще не вешали.

Куэйл сел за стол.

— Вам, видимо, известно, — продолжал он, — что существуют организации, подобные той, которую я контролирую, работающие на наших врагов. Ни одна из них не пострадала. Если бы мы имели о них сведения, мы нашли бы контрмеры. Но, когда война закончилась, они ушли в подполье. Имеется лишь ряд предположений, что же с ними произошло. Об их существовании можно судить только по их действиям. Хотя ряд военных преступников был осужден и ликвидирован, те люди, о которых я говорю, не пострадали и даже сейчас являются на самом деле нашими подлинными врагами. Они, конечно, рисковали, как и мы рисковали. Это смелые люди и теперь, возможно, более отчаянные, чем когда-либо раньше.

— Конечно, — сказал Гелвада, — они должны делать что-нибудь. Если они ничего не будут делать, у них не будет и никаких шансов. Им все равно, что делать, потому что они чувствуют себя загнанными крысами.

Куэйл кивнул и сказал:

— В свое время был некто Розански — довольно оригинальный тип. В начале войны 1914-1918 годов Розански был младшим офицером в знаменитом Германском кавалерийском полку и, думаю, хорошим офицером. С ним произошел несчастный случай — он повредил левую ногу и не мог уже ездить верхом. Конечно,, он мог бы найти себе спокойное занятие и в этом полку, но его такая перспектива не прельщала, и, когда представилась возможность, перешел в один из отделов немецкой разведки. У него оказались большие способности к этой работе, и он полюбил ее. В конце концов, после окончания войны, его перебросили в одну из организаций немецкой зарубежной разведки. Он там себя неплохо показал. В конце последней войны, когда стало ясно, что гитлеровский режим идет к концу, что Германия разбита, большинство разведывательных групп, строго законспирированных, так что о них не знали ни военные, ни даже гестапо, — ушло в подполье. Союзники не получили никакой информации, потому что ее не было. Было бы бессмысленно сейчас арестовывать Розански. Мы ничего не смогли бы доказать. Понимаете? — Гелвада сказал:

— Вы знаете, но не можете ничего доказать.

— Если бы я и мог, — ответил Куэйл, — я не хотел бы ничего доказывать. Это мне не помогло бы. — Он продолжал: — С тех пор как мир официально объявлен, я потерял 37 агентов в Центральной Европе при обстоятельствах, когда я не должен был бы потерять ни одного. И никто не знает, кто за это в ответе. Союзнические правительства не знают. Немцы не знают. Никто не знает, хотя можно и догадываться.

— Вам нужен это Розански? — спросил Гелвада.

— Да. Розански активно перемещается по Европе. Он добывает фальшивые документы и паспорта с величайшей легкостью. Его хорошо снабжают деньгами, которые поступают неизвестно откуда. Может быть, когда кончилась война, у них осталась касса. Это второе, что мне хотелось бы узнать.

— Мистер Куэйл, — спросил Гелвада, — знаете ли вы, где в настоящий момент действует Розански?

— У меня есть идея, — ответил Куэйл. — Во всяком случае, я думаю, что сейчас события начнут быстро разворачиваться. Розански сейчас, должно быть, пятьдесят шесть или пятьдесят семь. Нервы человеческие не вечны, а он многое перенес.

Гелвада ничего не ответил.

Куэйл походил по комнате две-три минуты, прежде чем стал продолжать.

— Я дам вам всю информацию, — сказал он внезапно, — какая у нас есть или по крайней мере какую вы, по моему мнению, должны иметь. Я уверен, что Розански знает о вашем существовании. Многие люди знают о вас, Эрни, — он улыбнулся — в Европе, я имею в виду. Как-нибудь я попытаюсь подбросить Розански мысль, что мы охотимся на него, что я нанял вас покончить с ним, использовать ваш маленький шведский нож или еще что-нибудь, чем вы так удачно пользовались на войне. Я надеюсь, что смогу подбросить ему эту идею.

— И что дальше? — спросил Гелвада.