Мрачные истории, как вы любите

— Кроме того, я узнала, что когда Дейв отправился на запад, он упаковал всё необходимое в седельные сумки своего мотоцикла "Харли-Дэвидсон" и просто укатил. Ваши родители продали на распродаже всё остальное его имущество и отправили ему деньги. Ваш отец также продал за него его дом.

— С довольно неплохой прибылью, — заметил я. — Это было весьма кстати. К тому времени дядя Буч стал заниматься только живописью, и ему пригодились эти деньги, пока он не начал продавать свои работы.

— А ваш отец к тому времени сосредоточил свои усилия на писательстве.

— Да, но всё еще управлял свалкой. Управлял, пока не продал её обратно городу в начале девяностых. Тогда она и стала полигоном.

— Он также купил автосалон "Пивис Кар Март" и продал его. Выручку отдал городу.

— Серьезно? Мне он никогда этого не говорил. — Хотя мама, без сомнений, знала про это.

— Да, отдал выручку, а почему бы и нет? Он ведь не нуждался в деньгах? К тому времени писательство стало его работой, а все городские дела были просто хобби.

— Благие дела, — заметил я, — никогда не бывают просто хобби.

— Эту мудрость вам поведал ваш отец?

— Моя мать.

— А что она думала о внезапной перемене в вашей судьбе? Не говоря уже о перемене судьбы вашего дяди Буча?

Я обдумывал её вопрос, пока Сьюзи подавала нам кофе с кексами. Потом произнёс:

— Мне не очень хочется об этом говорить, мисс Кроуфорд.

— Зови меня Рут.

— Рут... но мне всё равно не хочется в это углубляться.

Она намазывала маслом свой кекс. Смотрела на меня с каким-то острым недоумением — не знаю, как еще это назвать, — от чего я чувствовал себя не в своей тарелке.

— Собранного мной материала хватит, чтобы написать хорошую статью и продать её журналу "Янки", — сказала она. — Десять тысяч слов текста, полного местного колорита и забавных анекдотов. Всё это дерьмо про Мэн, которое люди обожают, мэнский диалект и "я готов на всё". У меня есть фотографии настенных росписей на свалке Дейва ЛаВердье. Есть фотографии твоего отца — знаменитого писателя — в купальном костюме 1920-х годов, когда горожане пытаются сбросить его в бак с водой.

— Два доллара за три броска мячом в рычаг, скидывающий его туда. Вся прибыль шла в различные городские благотворительные фонды. Они радостно аплодировали каждый раз, когда он летел в воду.

— У меня есть фотографии, как они подают блюда из курицы туристам и отдыхающим, оба в передниках и шутливых колпаках с надписью "МОЖЕШЬ ПОЦЕЛОВАТЬ ПОВАРА".

— Многие женщины так и делали.

— У меня есть рыбацкие истории, охотничьи истории, истории о благих делах — например, как они помогали человеку с сердечным приступом заготовить сено. У меня есть история, как Лэрд катался на машине и лишился прав. У меня есть всё, и у меня нет ничего. То есть, нет ничего по-настоящему значимого. Люди с удовольствием рассказывают истории о них — я знал Лэрда Кармоди тогда, я знал Буча ЛаВердье тогда, но никто не объясняет, как они стали знаменитыми. Ты понимаешь, куда я клоню?

Я ответил, что понимаю.

— Но ведь ты-то кое-что должен знать, Марк. Что, черт возьми, произошло? Не расскажешь?

— Тут не о чем рассказывать, — солгал я, и, думаю, она поняла это.

* * *

Я помню, как осенью 1978 года комендант общежития (тогда реально были такие), пыхтя, поднялась на третий этаж "Робертс-Холла" и сообщила, что моя мама просит меня к телефону, и, судя по голосу, она крайне расстроена. Я поспешил вниз в маленькие апартаменты миссис Хэтэуэй, жутко боясь того, что могу услышать.

— Мам? Всё в порядке?

— Да. Нет. Не знаю. Что-то случилось с отцом, когда они охотились в Тридцатимильном лесу. — И потом добавила, словно ей пришла в голову запоздалая мысль. — И с Бучем.

У меня упало сердце, а яички, казалось, поднялись к самому горлу.

— Несчастный случай? Они пострадали? Кто-то... — я не смог закончить, как будто если спросить, погиб ли кто, это станет явью.

— С ними всё в порядке. Физически они здоровы. Но что-то произошло. Отец выглядит так, будто увидел привидение. И Буч... тоже. Они сказали мне, что заблудились, но это чушь собачья. Они оба знают Тридцатимильный лес как свои пять пальцев. Я хочу, чтобы ты приехал домой, Марк. Не сейчас, но в эти выходные. Может, ты сможешь выведать у него правду.

Но когда я попытался выведать, папа начал настаивать, что они просто заблудились, наконец нашли дорогу обратно к Джиласи-Крик (искаженная, американизированная версия микмакского слова "привет") и вышли за кладбищем Харлоу, как ни в чем не бывало.

Я поверил в эту чепуху не больше, чем мама. Я вернулся в школу, и перед рождественскими каникулами в моей голове возникла ужасная мысль: что один из них застрелил другого охотника — такое случается несколько раз в год в сезон охоты, — и они закопали тело в лесу.

В канун Рождества, после того как мама легла спать, я, наконец, набрался смелости и озвучил свою мысль. Мы сидели в гостиной, смотрели на ёлку. Папа словно испугался... но затем рассмеялся.

— Боже, нет! Если бы что-то такое случилось, мы бы сообщили об этом полиции и приняли бы любое наказание. Мы просто заблудились. Такое случается даже с лучшими из нас, малыш.