Мрачные истории, как вы любите

Я вспомнил мамины слова и едва не произнёс их: чушь собачья.

* * *

У моего отца было саркастическое чувство юмора, и лучше всего оно проявилось, когда из Нью-Йорка прилетел его бухгалтер — примерно в то время, когда опубликовали последний роман отца — и сообщил папе, что его состояние составляет чуть более десяти миллионов долларов. Не уровень Дж. К. Роулинг (или даже Джеймса Паттерсона), но вполне значительная сумма. Папа обдумал это и сказал:

— Похоже, книги делают гораздо больше, чем просто украшают комнату[10].

Бухгалтер озадачился, но я понял отсылку и засмеялся.

— Я не оставлю тебя без гроша, Марки, — сказал папа.

Должно быть, он заметил, как я скривился, или просто осознал смысл своих слов. Он наклонился и похлопал меня по руке, как делал, когда я был ребенком и меня что-то беспокоило.

Я уже не был ребенком, но был одинок. В 1988 году я женился на Сьюзан Уиггинс, юристе из окружной прокуратуры. Она говорила, что хочет детей, но постоянно откладывала на потом. Незадолго до двенадцатой годовщины нашей свадьбы (на которую я купил ей жемчужное ожерелье) она сказала, что уходит к другому мужчине. Это длинная история, как сие часто бывает, но это всё, что вам нужно знать, потому что рассказ не обо мне. Но когда мой отец сказал, что не оставит меня без гроша, я подумал — или, как мне кажется, мы оба подумали, — а кому оставлю я эти десять миллионов, когда придёт мое время?

Вероятно, школьному административному округу 19 штата Мэн. Школам всегда нужны деньги.

* * *

— Ты ведь должен знать, — продолжала настаивать Рут в тот день в кафе "Кофе Кап". — Просто обязан. Это всё не для записи, помнишь?

— Для записи или нет, но я действительно не знаю, — сказал я. Я лишь знал, что что-то случилось с папой и дядей Бучем в ноябре 1978 года на их ежегодной охоте. После этого папа стал писателем, автором толстых романов-бестселлеров (критики называли их "трёхтомниками"), а Дэйв ЛаВердье прославился сначала как иллюстратор, а потом как художник, "сочетающий сюрреализм Фриды Кало[11] с американской романтикой Нормана Роквелла[12]" (вердикт "АртРевью").

— Может, они спустились на перекрёсток, — сказала она. — Как якобы сделал Роберт Джонсон[13]. Заключил сделку с дьяволом.

Я рассмеялся, хотя совру, если скажу, что эта мысль не приходила мне в голову, особенно в грозовые летние ночи, когда раскаты грома не давали мне уснуть.

— Если даже и так, то контракт был заключен не на семь лет, а на гораздо большее время. Первая книга папы была опубликована в 1980 году, в том же году портрет Джона Леннона[14], нарисованный дядей Бучем, попал на обложку "Тайм".

— Почти сорок лет для ЛаВердье, — задумчиво произнесла она, — а твой отец на пенсии, но всё ещё крепок.

— "Крепок" — громко сказано, — сказал я, вспоминая о влажных простынях, которые сменил этим утром перед поездкой в Рок. — Но он всё еще держится. А ты? Как долго ты собираешься оставаться в наших краях, выискивая грязное бельё Кармоди и ЛаВердье?

— Довольно мерзко сказано.

— Прости. Плохая шутка.

Она доела свой кекс (я же говорил, что здесь они хороши) и теперь разминала оставшиеся крошки указательным пальцем.

— Пару дней. Хочу вернуться в дом престарелых в Харлоу и, может, пообщаться с сестрой ЛаВердье, если она согласится. У меня получается очень продаваемая статья, но не та вещь, которую я хотела.

— Может, то, что ты хотела, вообще невозможно найти. Может, творчество должно оставаться загадкой.

Она сморщила носик и произнесла:

— Не трать силы на пустые фразы. Я оплачу счет?

— Нет.

* * *

Все в Харлоу знают наш дом на Бенсон-стрит. Иногда поклонники папиного творчества приезжают посмотреть на него, но часто разочаровываются: это обычная "солонка с крышкой"[15], каких полно в Новой Англии. Чуть крупнее большинства домов, с хорошей лужайкой, усеянной клумбами. Моя мать посадила цветы и ухаживала за ними до самой смерти. Теперь наш работник Джимми Григгс поливает и подрезает их. За исключением лилейников, растущих вдоль забора перед домом. За ними папа ухаживает сам, потому что мама любила их больше всего. Когда папа поливает их или просто медленно прогуливается мимо них, прихрамывая на свою трость, мне кажется, что он вспоминает женщину, которую всегда называл "моя дорогая Шейла". Иногда он наклоняется и гладит один из цветков. На участке растут лилейники разного цвета: жёлтые, розовые и оранжевые, но особенно он любит красные, которые, по его словам, напоминают ему её щеки, когда она краснела от смущения. Его публичный образ был жёстким и немного циничным, плюс этот его сарказм, но в глубине души он всегда был романтиком и мог быть сентиментальным. Однажды он сказал мне, что скрывал эту часть самого себя, потому что она легко ранима.