Разочарование сжимает мою грудь, когда я встаю из-за стола и следую его приказу.
В течение следующих четырех часов я терплю его шлепки по рукам и резкую критику моего фортепианного исполнения, сожалея о том, что поделилась с ним своими чувствами. Я должна была сначала сосредоточиться на подготовке и осмыслить свои несвязные полусформированные слова, прежде чем оглашать их, в надежде, что это зацепит и удержит его возле меня дольше.
В семь часов вечера, ни минутой позже, он велит мне идти домой, с неизменным тоном, разбивающим сердце:
— Спокойной ночи, мисс Вэстбрук.
Только я не могу вернуться туда. Тридцать минут спустя я сижу посреди пустыря на заднем сиденье кадиллака Прескотта и смотрю, как с начала учебного года он в седьмой раз надевает презерватив.
Я смогу терпеть его. Пока он не трахнет меня в задницу — чего он никогда не делал, — я буду терпеть и всегда терплю.
— Меня не должно было быть здесь. — Он лезет руками под юбку.
Мое тело недостаточно онемело. Чувствую, как его пальцы стягивают с меня трусики, с жадностью, которую он выдыхает мне в лицо.
— Меня сегодня наказали. — Он стягивает белье по ногам. — На два месяца.
В ушах звоном отдается бесконечная пустота. Все кажется слишком тихим, слишком безжизненным, когда нет рядом мистера Марсо.
— Но я найду способ, чтобы встречаться с тобой. — Он толкает меня на спину.
Я не могу сделать это снова. Не смогу вынести его прикосновений, толчков, звуков удовольствия. То, что он делает, это не изнасилование, но все равно кажется вынужденным, ужасным действием против моей воли. Если я скажу ему «нет», он сможет применить силу. Может быть, мне и удастся отбиться от Прескотта, но что станет с моими счетами и моим будущим?
Прескотт раздвигает мои ноги, но я снова соединяю их вместе.
— Что ты делаешь? — Стоя на коленях, он нависает надо мной и стягивает свои брюки вниз по бедрам.
Итог моего решения нелогичен. Если я буду держать ноги закрытыми, то могу потерять свой дом и превратиться в шлюху, как моя мама. Если позволю Прескотту делать то, что хочет он, у меня будет шанс совершить что-то значимое. Бред какой-то.
Я прижимаю к нему руки, удерживая мужское тело на расстоянии.
— Я не хочу.
Но я хочу. Хочу этого по-другому: не способом захотел-взял-использовал. Я хочу иметь с мужчиной ту связь, что существует между музыкой и ее аудиторией. Эмоциональную, врожденную, искреннюю.
Я хочу её с тем, кто будет заботиться обо мне.
— В чем дело? — Прескотт просовывает свои бедра между моих ног и борется с отталкивающими его руками.
— В этом. — Локтями упираюсь ему в грудь. — В тебе.
Издалека доносится хриплый рокот двигателя, он становится громче, ближе, и моё тело непроизвольно вибрирует.
Волосы на руках встают дыбом, в темноте я напрягаю зрение, поскольку не в силах ничего разглядеть.
— Это... — Я хватаю Прескотта за плечи, когда он садится на меня верхом. Напрасно пытаюсь оттолкнуть его. — Это GTO?
— Чтоб я, мать твою, знал. — Он сжимает свой член, тычет им в мое отверстие. — Замри.
Грохочущая машина уже близко. Достаточно близко, чтобы остановиться на улице. Достаточно близко, чтобы Прескотт поднял голову и выглянул в заднее окно.
— Дерьмо, — шепчет он. — Здесь кто-то есть.
В моих венах стынет кровь. Он ищет меня? Я хватаю ртом воздух и толкаю Прескотта в окоченевшую грудь.
Он не может видеть меня такой. Он не может. НЕ МОЖЕТ.
Я дёргаюсь и брыкаюсь, пытаясь расправить юбку, не в состоянии перенести вес Прескотта.
— Быстрее! — О боже, я не могу сомкнуть ноги.
Позади него распахивается дверь, внезапный свет больно режет мои глаза. Из темноты возникает рука, и в мгновение ока выдергивает Прескотта из машины. Он отлетает назад, исчезая в кромешной ночной темноте.
Хриплые звуки боли гармонируют с шумом работающего на холостом ходу GTO. Я хватаюсь за юбку, одергиваю ее вниз, мой взгляд прикован к открытой двери.
Шаги приближаются, издавая хруст ботинок по гравию. Черные брюки, жилет, а затем галстук заполняют дверной проем. Он наклоняется, чтобы встретиться со мной глазами цвета убийственной синевы.
Я не могу пошевелиться. Не могу дышать. Это конец. С таким же успехом он мог бы убить меня, потому что моя жизнь заканчивается прямо сейчас.
Никакого Ле Мойна. Никакого Леопольда. Никакого будущего.
Больше никакой музыки с мистером Марсо.
Он тычет пальцем в сторону улицы и ревет:
— Быстро тащи свою задницу в мою машину!
Глава 22
ЭМЕРИК
Подонку не жить.
Я покидаю Айвори, чтобы она могла забрать свои вещи из машины, и мчусь к стонущему и лежащему на земле куску дерьма. Несмотря на облако ярости, мне удалось сдержаться от избиения Прескотта, когда я сорвал его с заднего сиденья. Но не сейчас. Пока он смотрит на меня, обхватив себя руками, мои кулаки чешутся от желания набить его искаженную от страха рожу.
Тени проектов Централ-Сити покрывают пустырь. Ветхие стены многоквартирных домов плохо освещены, кругом рощи деревьев и воняет мусором. Густолиственные лозы взбираются по фонарям и разрушающимся зданиям, образуя защитную завесу от яркого света полной луны.