Мрачные ноты

Я сидел этим утром рядом с Прескоттом Ривардом на импровизированной сессии с его репетитором по гитаре. Затем несколько раз с другими лучшими музыкантами в Ле-Мойн. Их талант впечатляет, но ни один из них не является столь опытным или музыкально развитым, как Айвори Вестбрук.

Я намерен помогать ей в дальнейшем развитии. Оттачивать ее мастерство и дисциплинировать Айвори, извлекая из этого любую каплю удовольствия. Но я не могу дать ей то, чего она хочет. Мне необходима эта работа, а это значит, что будущего в Леопольде для нее не существует.

Глава 13

АЙВОРИ

― Я собираюсь поступить в Леопольд. ― Прекращаю писать маркером, вдавливая его кончик в доску, когда звук скрипящих ботинок мистера Марсо приближается сзади.

Его тень появляется позади меня, а дыхание колышет мои волосы. Его шепот, как атласная лента, скользящая по моему плечу.

― Меньше разговоров, больше дела.

Этот день всего лишь пятый в школе, а я уже распланировала, какими способами убью его.

Мне хочется испортить его кофе, чтобы начать сегодняшний частный урок с наказания. Хотя я совсем забыла о том, как в первый день прервала его, а мистер Марсо был счастлив напомнить мне об этом, зажав в моей ладони маркер и указав на доску на стене.

Я хочу задушить его этим же отвратительным желто-цветочным галстуком за то, что он заставил меня написать бесконечное количество раз «я не буду тратить время мистера Марсо».

Гневно строчу большими буквами еще одно предложение и говорю:

― Мне семнадцать, а не семь.

Шлепок.

В районе бицепса руки разливается острая обжигающая боль. Я потираю кожу второй рукой.

Хочется вырвать дирижерскую палочку из его пальцев и вонзить ему в горло. Потому что... Где здесь оркестр? Нет ни одного, однако он крутит эту чертову штуку, как Ферекид из Патр (прим. пер.: Ферекид из Патр, известный в Древней Греции как «Задаватель ритма». Согласно историческим источникам, еще в 709 г. до н.э. он управлял группой из восьмисот музыкантов золотым жезлом, поднимая и опуская его и добиваясь, чтобы музыканты «начинали одновременно» и «все могли держаться вместе»), и хлопает ею по моим рукам, как нянька нашкодившего ребенка.

― Мы оба впустую тратим время, ― я мямлю, царапая другое предложение, в котором говорится обратное.

Шлепок.

Жара распространяется по спине прямо над копчиком. Ублюдок, это больно. Но это также терпимая боль. Если бы кто-нибудь поднял надо мной этот предмет ― Лоренцо или Прескотт, например, ― я бы огрызнулась и бросилась с кулаками. Но это мой наставник, и я хочу угодить ему. Пока помышляю о его смерти.

Я хочу вернуть того учителя, которым он был три дня назад. Того, кто так нежно коснулся моего лица и сказал, что выступление тронуло его. Куда делся этот парень?

Возможно, это моя вина. Я всю неделю находилась вне себя от страха. И больше не смогу избегать Прескотта. Его домашнее задание выполнено, а я словно комок нервов и гнева. И, начиная с завтрашнего дня, буду все выходные находиться дома. Два дня с Лоренцо, озлобленным из-за того, что он не мог меня выловить на протяжении всей недели.

― Что я говорил по поводу лишних вопросов? ― Шаги мистера Марсо слышны позади меня, мне становится страшно от его ледяного взгляда.

Если бы я знала его лучше ― а дело в том, что я вовсе его не знаю, ― то подумала бы, что ему это нравится.

― Вы говорили о том, что задавать вопросы учителю ― худшее правило из истории правил.

Я напрягаюсь в ожидании ещё одного шлепка, но ничего не происходит.

Мужчина опирается плечом на неисписанную часть доски, находящуюся рядом со мной, его руки за спиной, а на лице красуется ухмылка.

― Я перефразирую. Не сомневайтесь в моих методах. ― Его пристальный взгляд направлен на доску. ― Сотрите последние пять предложений и пробуйте снова манерой написания семнадцатилетней девчонки.

Я со злостью нажимаю ластиком на доску и начинаю все сначала.

― Я могу писать и говорить одновременно, и я хочу поговорить о Леопольде.

― Вы недостаточно хороши для Леопольда.

Я оборачиваюсь к нему, моё сердце стучит, отдаваясь в ушах.

― Вы сказали, что моя интерпретация «Исламея» была чрезвычайно страстной и ошеломляющей.

Стоя в паре шагах от меня, он наблюдает со скучающим видом и полуприкрытыми глазами.

Устал? Не выспался?

Мистер Марсо пожимает плечами вполсилы.

― Это бессмысленная, сказанная мной болтовня, о которой теперь я сожалею.

Поток ярости врезается в моё тело, заставляя содрогаться от злости. Мои руки сжимаются в кулаки, и прежде чем действие доходит до моего разума, я поднимаю маркер и бросаю его. Прямо ему в лоб.

Он отскакивает от хмурого лица учителя и катится по полу, минуя модные ботинки от Дока Мартенса. Эмерик смотрит на маркер, потрясенный и ужасающе неподвижный, прежде чем отбрасывает через стол дирижерскую палочку и обдает меня холодом своих ледяных глаз.

Вот черт. Нет! Нет! Нет!

Мое лицо горит, когда я спотыкаюсь. Плечо упирается в доску, но я продолжаю двигаться к двери, скользя вдоль стены. Да что со мной? Я никогда не теряю самообладания. Черт возьми, никогда не бросаю маркеры в своих учителей!