Мрачные сказки

Его лицо всего в нескольких дюймах от моего. Времени совсем не осталось. Вскоре сюда сбежится община. Люди наверняка услышали выстрел – его звук мог нарушить самый крепкий сон.

Фея разрывает что-то – лоскут материи. Обматывает им мои нижние ребра и туго фиксирует. От нажима тело пронзает кинжальная боль, и у меня вырывается стон.

– Я могу идти, – бормочу я.

Тео с Феей игнорируют мои слова. Поддев руки под мое тело, муж притягивает меня к груди и поднимает на руки. От малейшего движения мутит, но я утыкаюсь лицом в плечо Тео – глазами в ткань его рубашки. В голове проносится мысль: «Это все, что у меня есть: мои ресницы у мягкой, потертой материи его рукавов. Мое дыхание, обдающее его ключицу. Тела нет, и боли нет. Я – только легкие и ресницы, ощущающие тепло мужа. Кроме этого, ничего больше нет…»

– Ты должен уйти как можно дальше от границы, – говорит Фея, прикасаясь к моей спине между лопатками. – Я постараюсь их задержать.

– Спасибо тебе, – отзывается муж.

А затем пауза, обмен взглядами – молчаливое прощание Феи и Тео. Возможно, мы больше с ней не увидимся. Тео заходит в лес. И боль меня находит; она гложет мои ребра, устремляется по позвоночнику вверх, пытается вгрызться в сознание: «Я здесь! Я – пламя, выжигающее брешь в твоем теле. Я вспорю твою плоть, заставлю ее истечь кровью!»

Еще крепче прижимаюсь лицом к груди Тео, сжимаю зубы, прикусываю нижнюю губу. «Ты не сможешь донести меня до пикапа», – мысленно обращаюсь я к мужу. Или вслух?

– У нас нет выбора, – отвечает Тео.

Мы идем по тропинке вперед; первой движется Колетт, прижав к груди свою малышку. Я пробую снова открыть глаза, посмотреть из-за плеча Тео, не гонится ли кто за нами. Но не могу поднять веки.

Мы покидаем Пастораль. Мы оставляем в ней сестру. Да, я понимаю, почему она вернулась за ним. За ним.

В бессвязном потоке мыслей кристаллизуется одна: это он повинен во всем, что случилось. Во всем, чего мы не можем вспомнить. Человек, которого любила Би. И теперь она решила все исправить.

Би

Он чудовище! Это он поджег родильную хижину и наблюдал за тем, как она горела, зная, что внутри находились Фея и Колетт с ребенком. Он полагал, что если они погибнут, то никто больше не попытается уйти из Пасторали за помощью для малышки. И он видел, как Паркер нацелил пистолет на Тео. Вероятно, надеялся, что тот застрелит всех нас, не позволив нам покинуть общину. Мы для него – изменники, проблема, которую надо решить.

Для него лучше, чтобы мы стали мертвыми. Потому что, живые, мы можем раскрыть все его секреты. Но я теперь вижу! И впервые так долго всматриваясь в темноту, я следую за Леви по пятам. Его шаги эхом разносятся по затвердевшей летней почве; тень Леви блуждает среди высоких сосен.

С неба падают тяжелые капли; над долиной начинается гроза. Но я больше не страшусь дождя. Леви заходит в Пастораль с тыла, перед моими глазами появляются общинный сад. Дождь орошает ровные стройные ряды кукурузы и овощей, ярко-зеленые листья, и мой взгляд ненадолго задерживается на них, зачарованный зрелищем. Я уже позабыла, как мерцают дождевые капли; их блеск порождает во мне такой взрыв эмоций, что мне хочется и плакать, и кричать одновременно. Но Леви остановился на углу огорода, всего в нескольких ярдах от меня; его длинная косая тень замерла недвижно в лунном свете. Он наблюдает за мной! Похоже, он просек, что я пошла за ним, и завел сюда, в сад, подальше от других глаз. Где он может со всем покончить…

– Ты сумела сбежать из чулана, – говорит он тихо, с той вкрадчивой нежностью в голосе, от которой я раньше млела, а теперь меня только воротит.

Леви подходит ближе, но я не отступаю ни на шаг.

– Ты всегда отличалась волевым характером.

Мои челюсти сжимаются, зрение на миг мутнеет, но быстро фокусируется. Как бы мне не потерять его вновь! Меня страшит даже мысль о том, что это была лишь временная отсрочка от темноты.

– Ты позволил бы им заживо сгореть? – спрашиваю я Леви.

– Для сплочения и укрепления общины порой требуются жертвы.

– Меня ты тоже запланировал принести в жертву?

– Я еще не решил.

Тяжелая нижняя челюсть Леви ходит из стороны в сторону.

– Ты видишь, – констатирует он без тени удивления. – Ты смотришь прямо на меня.

– Что бы ты со мной ни сделал, морок выветрился.

– Мне и самому было любопытно, как долго он продлится, если я перестану внушать тебе, что ты слепа, – усмехается Леви.

Я чувствую пульсацию в висках, внутри закипает гнев.

– Я понимал, что ты меня однажды покинешь… Если я тебе не помешаю. Если не лишу тебя этой возможности… Ты всегда была бесстрашной; ты даже в юности готова была всем рискнуть, чтобы покинуть Пастораль. Мне пришлось тебя остановить, заставить тебя поверить в свою слабость.

Леви склоняет голову набок, словно так ему меня лучше видно. Капли дождя струйками воды стекают по нашим телам.

– Ты внушил мне, будто я слепа.

Лицо Леви слегка мрачнеет.

– Я сделал это, потому что любил тебя, – поясняет он.

Я непроизвольно морщусь от этих слов:

– Это не любовь!