Мрачные сны Атросити (СИ)

Энигма скинула капюшон. Ее волосы снежной лавиной рассыпались по всей спине до поясницы. Темнота — верный друг для всех, кто неправильно выглядит и неправильно себя ведет. Похоже, Энигме стало спокойнее в сумерках, и теперь она манерно поправляла прическу. Но все же даже густая тьма не могла до конца приглушить ее белоснежность.

— Ну, скажем так, я старше Щербатого.

— Врешь!

— Не все живут одинаково долго, Маркус. В нашем мире уж точно. Хотя, порой, некоторые настолько молоды душой, что спорят с отведенным им сроком. Щербатый как раз из таких, поэтому бездомные и тянутся за ним.

Марку жутко захотелось посмотреть криминальную сводку. Не то, чтобы он сомневался в честности новой знакомой, но он предпочел бы лично увидеть дату ее рождения в электронной базе.

— Похоже, я заразился твоим безумием. Начинаю верить твоим словам про устройство мира. Ты слишком убедительна.

— Да ну?

Он неопределенно пожал плечами.

— Я такое мало кому говорила, потому что это прозвучит очень глупо и наивно. Но я верю, что в том… другом мире, материальном, тоже было детство. Не нашего человека, а всего мироздания. Природа, простор, героические события, благородные рыцари и даже, возможно, мистические создания. Не зря же люди столько писали о них в своих мифах и преданиях? Древность — колыбель мистики и матерь фантазии. И, может, бог, в которого верят… ну, настоящие люди… может, он тоже человек? Со своими людьми-мыслями. И он тоже когда-то был ребенком. А потом он вырос и оставил созданный им же мир.

Энигма тяжело вздохнула, уже в который раз за этот вечер, а энергия, которая наполняла Марка в ее присутствии, похолодела.

— Современный мир полон зла и отчаяния, — она понурила голову. — В нем столько бесчеловечности, равнодушия и корысти. Я задыхаюсь, когда думаю о нем. В нем задыхается доброе человеческое чувство.

Марк начал трястись от холода, что наполнил его. Ему совсем не понравились подобные перепады душевных температур, но он не мог замолчать или перевести разговор на простую тему. Он хотел узнать как можно больше о жизни, которую до сих пор так слепо вел.

— Зачем человек сделал свой внутренний мир отражением внешнего? Так мы совсем растворимся в пространстве, сольемся с ним и исчезнем. Нутро должно спорить с тем, что извне!

— Этот мир — не отражение внешнего, а его следствие. Что-то там случилось плохое — и у нас произошла Гражданская война. Столкновение противоположных, несовместимых мыслей и идей. Кризис личности. Потеря внутренних ориентиров. Абсолютный хаос. Поэтому Атрокс и устроил чистку. Жестко и без компромиссов. Многих ни в чем неповинных людей он отправил в тюрьмы наравне с опасными преступниками. Он начал вводить запреты один за другим. Его волнует только одно — порядок. В своей одержимости он не дает случиться новому. И поэтому Атросити пустеет и засыпает. Вернее, он уже спит, Марк. Если ты сможешь меня понять — наш микрокосм находится в коме. Он умирает.

— Понимаю, — хмуро буркнул Марк. — Теперь я не удивлен, что ты объявлена вне закона. Не каждый способен вынести подобные знания и не сойти с ума.

— Не удивлен? А я до сих пор в недоумении! — с негодованием воскликнула Энигма. — Я не сделала ничего плохого городу. Я лишь… ох, как это трудно понять. Что я за существо, Марк? И за что я существую?! Я страдаю, меня выворачивает наизнанку от того, что творится извне, и того, что происходит внутри. Все эти тотальные несправедливости и жестокость меня убивают. Я уязвлена так, как никогда прежде. И мое состояние влияет на Атросити. Видимо, в этом мое преступление.

— Поэтому мне так холодно, когда ты грустишь?

— Да. И поэтому люди не очень-то любят со мной общаться. Ну, только если я не весела — тогда уж это настоящий праздник для всех, кто рядом. Но я так давно не смеялась по-настоящему.

— Мне нравится с тобой общаться в любом случае, — сказал Марк, желая приободрить ее. — И все же, я думаю, дело в твоей осведомленности. Как там сказано в криминальной сводке? «Проповедует вредительские учения».

Он посмотрел в небо. Черное, мутное. Тяжелые облака отражали бледное сияние ночного города, но эти цветовые пятна лишь наводили тоску. Ни одного просвета, ни единой звезды.

Энигма тяжело вздохнула.

— Что-то я разоткровенничалась с тобой.

— Это не страшно, я же не полицейский.

Внезапно, словно в ответ на эту фразу, над головами тихо зашелестели двигатели небесных байков, засияли холодным лучом фары над мостом. Марка от страха сразу бросило в жар. Днем, когда он вел себя, как обычный горожанин, не нарушал маршрут от дома до работы и не говорил лишнего, полицейские казались строгими учителями, следящими за тем, чтобы он не сбился с верного пути. А сейчас, во тьме комендантского часа, вдали от дома, Марку почудилось, будто слышит он не небесные машины, а шорох от лап кого-то опасного, хищного, крадущегося в тени, чтобы поймать его, как добычу. Он надеялся, что шорох скоро удалится, но вместо этого звук усилился, встретивши сопротивление асфальта на мосту. Глухой и короткий стук приземления. Тишина, а затем — шаги. Жесткие, с металлическими нотами.