Зато Атрокс знал, кто был в этом силен. Вновь напала истощающая до дрожи слабость, сдавило в висках. Было время, когда все вокруг казалось единым. А потом произошло осознание собственной индивидуальности, отрыв от всего прочего мира. Момент, дающий, с одной стороны, чувство безмерной свободы и власти, но, с другой, ощущение полного одиночества и бессилия перед огромным необузданным миром. И в этот самый момент рядом была она, такая же растерянная и не понимающая, кто она и как быть с той жизнью, что ей открыта.
Самый первый друг. Самая первая поддержка. Лишь потом постепенно образовалось все остальное, а они уже были друг у друга. Так когда же произошел раскол?
Как смел он забыть обо всем этом и долгие годы игнорировать важную часть своей жизни, своей истории? Почему он не смог уберечь то, что являло собой наиважнейшую ценность? Мир. Она исчезла, пропала вновь, но теперь уже, видимо, навсегда. И этот факт заставлял его чувствовать себя абсолютно беспомощным. Ведь он не может обращать время вспять, а смерть в жизнь. Никто не может. Он такой же бессильный, как те, кто боятся и слушаются его. Какой же тогда толк во власти, если она приносит одни мучения?
Жизнь в Атросити гасла, но Атроксу казалось, что река его жизни бурным потоком несла его к обрыву. Он захлебывался, безумно хотел дышать, но каждый вдох давался ему болезненно и судорожно. Никакие наработки и достижения, никакие внутренние ориентиры, ни Кодекс, ни даже воспоминания о самом светлом не могли надолго прибить его ни к одному из берегов. Все значимые моменты жизни очень быстро оказывались выше по течению, в прошлом, воспоминания лишь говорили о том, что это все длится достаточно долго, чтобы вот-вот закончиться. Впереди обрыв, а в душе — бесконечная пустота и холод. Эта река поиграется с ним и выбросит с обрыва.
— Что с тобой?
Атрокс и не заметил, как оказался за столом и сидел, спрятав лицо руками. Сайм уже был рядом и протягивал ему стакан воды.
— Спасибо, — поблагодарил президент.
— Ты неважно выглядишь. Мне позвать врача?
— Я здоров, — процедил сквозь зубы Атрокс и залпом осушил стакан. В горле и правда пересохло.
Сайм недоверчиво косился на него и не отходил.
— Я здоров, — повторил Атрокс и выпрямил спину для большей убедительности, хотя далось это с трудом. Внутри все сжало, сдавило от напряжения.
Сайм неуверенно отошел и вернулся на свое место, где его ждала разобранная птица. Повисло тяжелое молчание. Атрокс, выхваченный из потока переживаний, растерялся и почувствовал неловкость от того, что референт видит его слабость. А Сайм, похоже, по-прежнему хотел чем-то помочь, но не знал, чем, и от этого тоже выглядел беспомощным.
Тем временем за окном сгущались сумерки, и город хотя бы немного приукрасился вечерними огнями.
— Никак не могу заставить ее летать, — решил нарушить молчание ученый, тыкнув на металлическое подобие вороны.
— А следует?
— Ну конечно! — экспрессивно развел руками Сайм. — Сухопутных животных давно разработали. Даже проект подводных воплотили, чтобы они искали следы присутствия Зверя под водой. Летающих нет до сих пор. Одно дело — заставить полететь самолет, и совсем другое — металлическую птицу, чтобы она при этом сама на себя была похожа, а не на лайнер.
— Заставишь летать — что дальше? — спросил Атрокс, болезненно потирая висок.
— Будет идеальный контроллер порядка, — Сайм довольно ухмыльнулся. — Летающие сферы жителей пугают, а зверей все любят.
Атрокс тяжело вздохнул.
— Твой любимый проект изжил себя. Скоро не за кем будет следить. Нет никакого порядка.
— Что? Нет! — возмутился Сайм.
Атрокс встал со стула и вновь подошел к окну. Скромный, пустой, холодный город. Он вызывал жалость и одновременно с этим отвращение.
В отражении стекла президент увидел, как Сайм с упрямством на лице вновь приделывает детали к вороне и пытается ее запустить. Та раскрывает клюв, взмахивает крыльями и даже отрывается от стола в воздух — но тут же с треском падает на стол.
Жалкое зрелище. Жалкий референт.
— Ей надо облегчить корпус, — включился Атрокс в процесс.
От этого замечания Сайм приободрился.
— Никак не выходит, — возразил он. — Крылья тогда слишком хрупкие получаются и ломаются при ускорении.
— Вернись к чертежам и исправь конструкцию, — велел Атрокс. — Ты вечно торопишься с практикой. Если бы не твои гениальные идеи, научной партией давно бы заведовал некто более угомонный и последовательный.
Сайм почесал копну русых волос и кивнул.
— Когда состоится симпозиум по вопросу о Первородном Звере? — осведомился президент.
Референт помедлил с ответом.
— Планировался в конце этого месяца.
— Почему так нескоро?
— У нас совершенно нет данных о нем.
— Так может быть, стоит вам всем собраться и наконец-то придумать, как заполучить эти данные? — Атрокс вдруг понял, что повышает голос, хотя это ему не было свойственно. Он тут же постарался успокоиться, но получалось плохо, последние события совершенно выбили его из колеи.