Мрачные сны Атросити (СИ)

Марк слушал их вяло, пропуская большую часть разговора мимо ушей. Его не трогало несчастье этих людей. Они сами сколотили себе беды. Но разве была виновата Ива в том, что и виной нельзя назвать? Разве виноват был Марк, что хотел помочь ей теперь? Тут он почувствовал движение рядом: это Хогарт подсел к нему.

— Марк, Марк… ну, ладно. Я сам сплоховал. Надо было сразу спросить, кого именно вызволить нужно. Дурак я. Видишь ли, в последнее время заключенные сами сбегать начали поголовно. И все из-за твоей Ивы, между прочим.

Марк, до этого скисший и согнувшийся в три погибели, выпрямился.

— Ха, вон как очухался сразу. Да-да, не вру. Знаешь, сбежать отсюда не так-то сложно. Все равно, что из детского лагеря, зуб даю. Главное, не бояться. А люди что? Никакущие, запуганные. На северо-западном острове покрепче будут, тут-то совсем простые сидят. Подумаешь, книги там художественные распространяли или еще что. На это особой храбрости не нужно. Но Ива твоя, у-у-у-у, она словно жить их заставила. Я видел, как сияли глаза у сбежавших, когда про нее рассказывали.

— Ты видел ее? — встрепенулся Марк.

— Сам — нет, увы. Очень хотелось бы лично убедиться, что правду говорят. Хотя я все равно верю. Первое время, когда ее привезли, тут было не очень спокойно. Проверки всякие, шумиху подняли. А потом… потом ее туда увезли, к браткам на остров. Так и не увидел.

Марк вновь осунулся. Какая, в конце концов, разница, кто кого видел? Все равно это ничего не меняет.

— Слушай, Хогарт, — вторгся в пространство голос Роланда. Марк не стал смотреть в его сторону. Глаза слезились, все вокруг начало расплываться. Все же он не хотел, чтобы его видели в таком состоянии. — Я сгоняю к порту. Не сидится.

— Чего это ты удумал?

— Ты знаешь.

— Нет. Ты хоть представляешь, какая шумиха поднимется, если вы судно угоните?

Марк прислушался.

— Представляю. Я просто разведаю и все.

Хогарт издал недовольный утробный звук.

— Валяй, я тебе господин, что ли?

— Я просто предупредить.

Послышались удаляющиеся шаги. Марк уткнулся головой в колени. Угнать судно… а что, это мысль. Разве что он совершенно не представлял, как им управлять и сколько экипажа для этого нужно. В тот же миг Марк разозлился на себя, лег на пол и отвернулся к стенке. Хватит мечтать о чем-то нелепом. Сколько раз он представлял себе, что в силах справиться. Когда сунулся в цитадель, когда на судно пробрался. Каждое такое действие приносило лишь новые разочарования, новую боль.

Надо подумать, как жить дальше. Но в голове осела пугающая пустота. Мысли сопротивлялись, разбегались в стороны — он не хотел мириться с поражением. Не хотел представлять себе новую жизнь на острове, не хотел ставить новых целей, не хотел забывать прошлое. Но без этого смирения боль продолжала пожирать его изнутри.

***

Марк открыл глаза и уперся взглядом в черную стену. Похоже, он проспал до ночи. Прислушался, было тихо. Ни единого звука, ни слов, ни дыхания спящих. Марк сел на лежанку и развернулся лицом к комнате. Светильники не горели. Народ куда-то исчез, бросив посуду и недоеденную пищу.

Страшные мысли, одна за другой, полезли в голову. Вдруг сюда добралась тень Первородного Зверя, погрузив подземелье в опасное сумрачное пространство? Вдруг она сделала что-то ужасное с товарищами?

Неожиданно в проеме, ведущем из комнаты, появилась фигура. Марк замер, словно увидел привидение. Фигура мягко прошествовала к ящику, стоящему у камина, и села. В руках у фигуры была толстая книга. Марк боялся пошевелиться, боялся даже вдохнуть: вдруг видение рассеется?

— Доброй ночи, Маркус, — поздоровалась Энигма.

— Привет, — тихо выдохнул он и вновь повторил, как зачарованный: — Привет.

Она была одета прямо как в тот день, когда умерла. Прямые штаны, заправленные в высокие сапоги на толстой подошве, теплая толстовка. Собранные в пышный хвост волосы. Сердце Марка взвыло от печали. Он столько всего хотел спросить у нее, стольким хотел поделиться. Но вместо этого лишь произнес:

— Что ты читаешь?

— «Вневременные истории», — Энигма улыбнулась и погладила корешок книги.

— И как тебе?

— Очень интересно. И очень грустно.

— Почему? — Марк встал на ноги и осторожно приблизился. Затем сел на соседний ящик. — О чем там?

— О любви и смерти, — Энигма горько усмехнулась. — Вот незадача. Сделай умирающего — любящим и любимым человеком, и его смерть станет в разы трагичнее. Никак не пойму, почему так.

— Ну, это ведь понятно, — Марк в волнении потер руки. — Легко умирать, когда ничто не связывает с жизнью. А любовь сильно связывает.

— Любовь, — Энигма повторила это слово с неожиданной неприязнью. — Я предпочла бы не знать этого чувства, никогда.

— Почему? — опешил Марк.

— Это чувство обманчиво, — Энигма глянула на него испытующим взглядом. — Ты же сам знаешь.

Марк сконфузился.

— Но есть же еще любовь родителей, детей, любовь к миру и к жизни, в конце концов. Это все не обманчиво.

— Так говоришь, будто знаешь не понаслышке.

— Знаю, — Марк сказал это твердо и даже гордо. — Мои родители любили меня. И я их. Уверен, если этот мир станет чуточку лучше, я бы смог и его полюбить.

— А Иву?