Довольно простая сцена, неоднократно повторявшаяся в живописи тех времен. Присмотревшись получше, я не могла не признать, что картина, безусловно, принадлежит кому-то из мастеров фламандской школы, о чём говорила сама композиция картины, детально выписанный задний план, очень натуралистично изображённые лица героев, наконец, та тщательность, с которой выписаны все предметы. Приглядевшись, я увидела объёмные складки чёрного бархатного платья больной, тонкие волоски на лбу лекаря, дымок от погасшей только что свечи, золотые буквы на корешках книг, переливающиеся узоры на покрывале. А вот искусно нарисованная собачья мордочка, высунувшаяся из-под края покрывала. Может, это был и не Ван Эйк, но картину можно было назвать шедевром, и ещё от неё веяло какой-то странной жутью, безысходной печалью и страхом. Я слегка отодвинулась, чтоб попытаться понять, что на этой картине вызывает такое чувство.
- Недурно, но, конечно, не Ван Эйк… - прозвучал за моей спиной негромкий мужской голос.
Я обернулась и увидела Джулиана МакЛарена. Он был в чёрных брюках и бархатном пиджаке, белой рубашке без галстука, на шее в приоткрытом вороте повязан шёлковый чёрный платок. Блестящие тёмные волосы гладко зачесаны назад. Взгляд тёмных глаз устремлён на картину.
- Краски… - произнёс он. - Посмотри, дело не только в лаке. Потускнели сами краски. С картинами братьев Ван Эйк такого не случалось. Это они довели до совершенства состав красок на растительных маслах и ввели их повсеместное применение. Но никто не умел делать такие краски, как они. Их краски не теряют свежести веками. К тому же сюжет… Слишком мрачно для такой возвышенной и набожной натуры как Ян Ван Эйк.
Он, наконец, отвёл взгляд от картины и взглянул на меня.
- Извини, что помешал тебе любоваться этим шедевром.
- Что ты здесь делаешь? – поинтересовалась я.
- Ищу тебя. Вернее, я был здесь неподалёку у своего пациента и увидел, как ты входишь в галерею. И решил, что это прекрасная возможность пригласить тебя на ланч.
- Спасибо, я недавно позавтракала.
- Может, тогда просто прогуляемся?
Я внимательно смотрела на него, пытаясь угадать ответ на мучивший меня со вчерашнего вечера вопрос. Бесполезно. Его лицо было спокойным и непроницаемым, как всегда. Это мог быть он, а мог быть и тот, другой…
- Я пришла, чтоб посмотреть на эту картину, - возвращаясь к созерцанию, пояснила я.
- Профессиональный интерес, - понимающе проговорил он, и это заставило меня обернуться.
- А почему ты решил, что профессиональный?
Он пожал плечами.
- Ты же воюешь с сатанистами…
Я нахмурилась и снова взглянула на картину. Ничего сатанинского я не увидела.
- Почему ты считаешь, что в этой картине есть что-то сатанинское?
Он удивился и недоверчиво взглянул на меня.
- Ты что, не видишь? Тут же полно ясных знаков, не говоря уж о некоторых мелких деталях. Например, взгляни, зачем столько инструментов для одного кровопускания?
Я снова обернулась. Инструментов на белом полотне действительно было многовато.
- Почему столь больная женщина сидит в кресле, а не лежит в постели? – продолжил он. – Постель вообще застелена покрывалом.
- Может, это всё чисто художественные приёмы, - предположила я.
Он с улыбкой посмотрел на меня.
- В бюргерской живописи с её почти маниакальным вниманием к деталям? Исключено. Наоборот, каждый предмет на этой картине несёт важную смысловую нагрузку. Ничего лишнего, только символы…
Я с испугом обернулась и посмотрела на свечу, на прощально утекающий в небытие дымок, а потом на бледное, страдальческое лицо женщины в кресле.
- Она умерла?
- Её убили эти двое, - он точным движением указал на лекаря и служанку. – Но они не просто её убили. Ты, конечно, можешь этого и не знать, но поверь моему профессиональному опыту, вот это… - его смуглый палец нарисовал овал вокруг инструментов на столе, - не хирургические инструменты. Это орудия пыток, применявшиеся инквизицией. Вот этот странный прибор, например, – приспособление для выдавливания глаз… Это…
Заметив, как меня передёрнуло, он махнул рукой.
- Вобщем, неважно, но факт остается фактом. Этот господин в чёрном – не врач.
- А кто? – я растерянно взглянула на него.
Джулиан внимательно посмотрел на картину.
- Полагаю, что это колдун. Иначе, зачем ему собирать кровь жертвы в магическую чашу.
Я снова обернулась к картине. Чаша действительно больше напоминала кубок и мало подходила для сбора крови при кровопускании.
- На чаше хорошо видны кабалистические знаки, - добавил он. - Книги на столе. Почему в комнате женщины столько книг? Это пятнадцатый век, а не двадцатый. Да и сами книги… присмотрись внимательнее к корешкам.
Я нагнулась к самой картине.
- Гермете…
- «Герметический корпус», - подсказал он, - «Наука о колдовстве», «Взывание к духам земным и небесным», остальные той же тематики. Если приглядишься, то увидишь, что раскрытая книга написана не латинскими, а древнееврейскими буквами. Возможно, это «Каббала». Что ещё? Ах, да, ну-ка, приглядись к этим танцорам на лугу и к их столбу…