Мрачные тайны Луарвига

— Что с тобой? — я вздрогнула и взглянула на Терренса. Мы вдвоём стояли на застеклённой террасе под крышей. — У тебя было такое лицо… Ты очень изменилась за эти годы, — он вдруг смутился, поняв смысл только что произнесённых слов. — Я хотел сказать… — начал он, но я остановила его.

— Я знаю… Ты прав, наверно, но меня так растревожила эта картина и…

Я замолчала. Я не могла сказать, что появление в моей жизни Джулиана МакЛарена вызвало во мне чувства, созвучные тем, что вызывала картина. Может быть, Терренс и понял бы, у него чуткая душа, но мне казалось, что я ни с кем не могу говорить об этом, пока не разберусь во всём сама. Сейчас же я не могла даже понять, что я чувствую, глядя на МакЛарена. Что я знаю его целую вечность? Что знаю его больше двух лет? Что я вообще не знаю его, и его сходство с тем, другим, столь же обманчиво, сколь и очевидно? И что меня так поразило, что он оказался совсем не таким, каким рисовало мне его моё романтичное воображение…

Сама не заметив того, я съехала с размышлений о картине к мыслям о МакЛарене. Терренс всё так же стоял рядом, тревожно глядя на меня.

— Если хочешь, займёмся картиной вместе, — предложил он, как предлагают отчаявшемуся от «двоек» ребенку позаниматься правописанием. — У нас есть довольно неплохие снимки. Может быть, имеет смысл заглянуть в ту раскрытую книгу?

— Может быть, — кивнула я. — А как насчёт документов на картину? Вы узнали, у кого она куплена?

— Да, старик приобрел её в составе небольшой разношёрстной коллекции. Думаю, что его привлекли часы с ангелами, пара канделябров с литыми цветочными гирляндами, две фарфоровые табакерки с пастушком и пастушкой и набор столового серебра на двенадцать персон. Бронзовые китайские курильницы, кальян и панно в стиле модерн он быстро сбыл. А наша доска и обсидиановый анубис — подделка конца девятнадцатого века под Египет, так и зависли в его лавке в самых тёмных углах.

— У кого он её купил?

— У некоего Октавио дель Монте. А тот незадолго до сделки получил всё это в наследство от своей сумасшедшей бабки, которая настаивала, что она итальянская графиня. Может, она и была графиней, но теперь уже никто ничего точно не знает. Старуха с внуком прилетела с Ромалины. Ты помнишь такую планету?

— Ещё бы… Нам в школе всегда приводили её в пример, когда хотели показать, как опасно давать ядерные пушки законченным идиотам.

Терренс кивнул.

— Планета погибла, и вместе с ней шестьдесят процентов населения. Эти двое успели эвакуироваться на одном из последних катеров. Родители Октавио погибли. Он был мал и пережил это, а старуха после этого помешалась и заперлась в своём доме на Ридженс-стрит…

Я невольно вздрогнула.

— Что это за улица?

— Улица, где вплотную друг к другу стоят узкие трёхэтажные дома, довольно мрачноватые на вид, тем не менее, очень респектабельные. Там селятся солидные банкиры, врачи и профессора, изредка одинокие люди, которые не рвутся пообщаться с окружающими и имеют достаточно денег, чтоб купить и содержать такой особнячок с каминами и небольшим садиком во дворе. Старушка помимо внука успела прихватить кое-что из драгоценностей и акции какой-то звездолётостроительной компании, некогда принадлежавшие её покойному супругу.

— И коллекцию странных вещей…

— Я говорю то, что узнал от её соседей. Октавио смылся с Киоты, едва получив деньги за бабушкино барахло. Больше его никто не видел. Не думаю, что он очень скучает по нашему милому городку.

— А кому достался её дом?

— Он несколько лет сдавался поэтажно, но, в конце концов, его купил какой-то писатель.

— И что он пишет?

Терренс с беспокойством взглянул на меня, но всё же ответил:

— Исторические приключенческие романы на тему алкорско-ормийских войн. Не знаю, насколько они достоверны с исторической точки зрения, но то, что девушки над ними рыдают, а юноши сжимают кулаки, это точно. Я сам прочёл пару, но потом это показалось мне несколько… однообразным, тем более, что трагедий, мордобоя и стрельбы в моей жизни итак хватает с лихвой.

— Молодец, — наконец несколько очнувшись от своих мыслей, произнесла я. — Ты отлично поработал и теперь можно не тратить время на отработку этой линии. Пойдём, посмотрим книгу?

— Только пойдём ко мне, а то Макс уединился с Тэнгом в своём кабинете и с каменным лицом выдёргивает перья у него из хвоста. Я не любитель столь жестоких зрелищ.

Мы спустились вниз, в небольшую светлую гостиную, где стены были золотисто-розового цвета, потолок кремовым, а пол — цвета охры. Камин, облицованный белыми изразцами с голубым рисунком, несколько небольших шерстяных ковриков ручной работы с белыми, светло-жёлтыми и лазоревыми полосами, лёгкая изящная мебель вишневого дерева придавали комнате исключительно уютный и милый вид. Терренс ненавидел чёрный цвет, и Максу пришлось смириться с тем, что его друг нарушил шахматные порядки Чесстауэра. В конце концов, это было единственным, но обязательным условием пребывания рыжика в замке.