Добравшись, наконец, до дома, она шмыгнула в туалет и принялась вынимать камешки, застрявшие в ране. Она и забыла, как болят царапины, полученные при падении. Шок прошел, слезы потекли из глаз. Она стала рыться в ящиках, ища пластырь. Нашла несколько штук, но они оказались слишком маленькими, так что пришлось взять несколько и создать из них подобие лоскутного одеяла. Боль отдавала и в спину.
Тут в дверь ванной постучали.
— Что ты там делаешь, Эллен? Почему так долго не выходишь?
Эллен посмотрела на свои руки. Локти и ладони исцарапаны. Она растерянно потрясла головой, сначала собиралась вообще не отвечать, но потом отперла дверь и вышла, изо всех сил стараясь не хромать. Казалось, у нее сломано ребро — но такого мощного удара дети все же не могли нанести.
— Боже мой, доченька, что случилось?
— Я упала на пробежке, на гравиевой дороге. Ничего страшного, только колено немножко разбила.
Интересно, удовлетворится ли мама таким ответом?
Эллен направилась к своей комнате, но замерла, прежде чем войти.
Маргарета все еще стояла возле ванной и смотрела на нее. Вид у нее был грустный, словно она хотела что-то сказать.
— На острове сейчас живут дети? — спросила Эллен.
Маргарета покачала головой.
— Нет, давно уже не живут. Все молодые семьи уехали. Остались только мы, старики.
— А неподалеку кто-нибудь живет? Кто имеет обыкновение приезжать на остров?
— Я слышала, что возле карьера находили пивные банки и все такое, но точно не знаю. Надеюсь, что они не обрушат гравий. А почему ты спрашиваешь?
— Просто интересно. Видела множество детей на велосипедах — думала, ты знаешь, откуда они.
И снова мама покачала головой с совершенно пустым взглядом.
— Понятия не имею. Должно быть, приехали с того берега через мост.
— Ну да, это единственный путь сюда, на остров.
«Спасибо, что ломишься в открытую дверь», — подумала Эллен.
— Я подумываю о том, чтобы поставить у моста ворота.
Эллен вспомнила о плюще.
— От чего ты хочешь отгородиться? Все самое ужасное уже случилось…
— Тссс, не говори так, я хочу… — пробормотала Маргарета, как во сне, растягивая слова. Вместо того, чтобы продолжить фразу, она медленно подошла к дочери и провела рукой по ее длинным волосам, заложила прядь ей за ухо и стала разглядывать, не встречаясь с ней глазами. Словно бы смотрела мимо или сквозь нее.
Эллен замерла, не решаясь прервать этот заколдованный миг — опасаясь того, как отреагирует мама, когда откроется горькая правда и станет ясно, что перед ней Эллен, а не Эльза.
22 августа, пятница
Эллен, 13:00
— Они просто дети — сами не понимают, что творят, — попыталась объяснить она, однако трудно было забыть их угрожающие взгляды.
— Дети порой бывают очень злыми, — проговорил доктор Хиральго своим нежным голосом.
Если закрыть глаза, можно подумать, что это говорит женщина.
— Но тебя не ограбили?
Она отрицательно покачала головой.
— Царапины на руках заставили меня вспомнить кое о чем. Странное чувство. Такое ощущение, что меня перенесло в прошлое. Как будто вскрылась старая рана. Как по-твоему, я несу бред?
Эллен ощущала внутри холодок. Накануне она приняла две таблетки снотворного, и Маргарета с трудом добудилась ее, чтобы отправить к доктору Хиральго.
— Вовсе нет, продолжай, — подбодрил ее доктор.
— Да нет, я сама слышу. Должно быть, у меня совсем все смешалось от боли в колене.
Ее голос эхом отдавался в кафельной комнате, что заставляло лишний раз взвешивать каждое слово.
Вчерашнюю встречу она перенесла на сегодня. Хоть она и поклялась себе никогда больше сюда не приходить, однако снова сидела здесь.
Оглядев комнату, она попыталась найти, за что зацепиться взглядом. Казалось, доктор Хиральго видит ее насквозь — это было невыносимо. Она перевела взгляд с блестящих кафельных плит на черный плинтус. Ей было холодно. Ее буквально трясло.
— Было больно, как в детстве. Царапина на колене — и я плачу. Разве взрослые так себя ведут?
— Да, взрослые плачут, когда им больно. Но, может быть, тебя заставляет плакать не боль в колене, а что-то другое?
Голос его звучал твердо и убедительно.
Эллен взглянула на свое колено. Пластырь отклеился — придется поехать в аптеку и купить другой, побольше. Слезы застилали глаза, все помутнело.
— Помню, у меня были царапины на руках.
— Когда это было?
Она не ответила.
— Можно воды?
Доктор Хиральго поднялся и вышел. Вскоре он вернулся со стаканом воды, который протянул Эллен.
Она отпила глоток. Вода была теплая, с привкусом железа. В кончиках пальцев закололо. Она отпила еще глоток и попыталась глубоко вздохнуть.
— Почему ты так боишься вспоминать прошлое?
— Потому что это больно.
— Что именно причиняет тебе боль?
— Все. Все, что связано с Эльзой, вызывает у меня чувство вины. Расскажи я кому-нибудь тогда, что она пропала, — возможно, она осталась бы жива. Точно не помню…
Ладони у нее вспотели, сердце билось так сильно, что она думала — доктор Хиральго услышит этот стук.
— Смерть, смерть, смерть, — прошептала Эллен, не заботясь о том, что доктор смотрит на нее, широко раскрыв глаза от удивления.
— Что ты сказала?