Кэтрин подошла к ближайшему окну и не могла устоять против соблазна заглянуть в него. Лучи заходящего солнца все еще отсвечивали в оконных стеклах, так что ей пришлось прикрыть ладонями лицо и прильнуть к самому стеклу, чтобы хоть что-то разглядеть внутри.
То, что она увидела, было, похоже, гостиной. Там стояли глубокие допотопные кресла, длинные сундуки-скамьи, старинный, украшенный богатой резьбой стол, а на стенах висели старые картины, написанные маслом. Все это имело весьма заброшенный вид, что совсем ее не удивило. Такими примерно она и представляла себе интерьеры этого дома, покинутого людьми, не обихоженного и полного тоски о минувшем. Какое-то представление о нем сложилось у нее со слов Джейка, и сейчас она воочию могла убедиться, что в таком доме и в самом деле можно было быть несчастным и одиноким, причем даже в те времена, когда здесь жили хозяева и присматривали за ним.
Вздохнув, Кэтрин отпрянула от окна. Зачем она пришла сюда? Что надеялась найти? О чем узнать? В доме царит мрак и запустение, ничего и никого здесь пет. А если бы кто и был, полиция давно обнаружила бы это. Она отступила назад, и именно в этот момент у нее появилось смутное ощущение, что за ней кто-то следит.
Она вдруг жутко перепугалась. Волосы зашевелились у нее на голове, а по спине пробежал холодок – вечное, как само время, предупреждение об опасности. Кэтрин быстро обернулась, бросив взгляд на угол дома. Но там уже никого не было, осталось лишь слабое ощущение чьего-то недавнего присутствия, которое, как бы ни было оно слабо, ясно говорило ей, что она не ошибается.
Если это кто-то, имеющий полное право находиться здесь, то ей самое время подготовить убедительные объяснения своего вторжения. Но такой человек появился бы открыто, а поскольку это не так, следует думать, что он сам скрывается – от кого-то или для чего-то… Кэтрин осторожно попятилась, все еще не отводя глаз от того места, где, как ей показалось, кто-то мелькнул, а потом повернулась и, спустившись по лестнице, опрометью бросилась к лесу.
«Господи, я бегу!» Эти слова, прозвучавшие в ее мозгу, она даже не восприняла всерьез, поскольку точно знала, что бегать еще не способна, а если и бежит, то случилось какое-то немыслимое чудо, сомнение в котором может парализовать ее в столь напряженный момент. Но мысль все же проникла в сознание, ибо она видела, что очень быстро достигла опушки. И, уже ни о чем не думая, а лишь подхлестываемая вновь накатившей волной паники, побежала еще быстрее. При других обстоятельствах она бы страшно обрадовалась, но сейчас, в этот момент, могла думать лишь об одном – о спасении.
Кэтрин почти влетела туда, где начиналась спасительная, как ей казалось, роща, и на секунду совсем потеряла ориентацию, но затем быстро определилась и нашла свои вещи, лежащие там, где она их оставила. Схватив корзину и не замечая ее веса, она перебралась через ручей, не думая о том, что здорово промочила ноги. Все, чего она хотела, – это поскорее вернуться на тропу, ведущую к дому тетушки. Опасность продолжала явственно ощущаться у нее за спиной. А между тем, если бы она осмелилась оглянуться, то увидела бы, что никто ее не преследует. Но оглянуться было сверх ее сил, а потому воображение разыгралось не на шутку, все быстрей и быстрей гоня ее к желанной тропе.
Роща, обычно такая манящая и приветливая, теперь казалась угрожающей. Она почти физически ощущала за каждым деревом сгусток опасности, кого-то, кто, таясь и не показываясь на глаза, незримо преследует ее, а может быть, уже и обогнал ее, чтобы неожиданно напасть в том месте, где она почувствует себя уже почти в безопасности. Остановиться бы ей и прислушаться. Но нет, для этого она была слишком напугана. Впала в настоящую панику. И все же, несмотря на переживаемый ужас, в сознании ее билась удивительная фраза: «Я бегу, я могу бегать!»
Сколько же времени прошло? Ей казалось, что очень много. Уже и нога заныла, и дыхание становилось все более прерывистым. Скоро она сможет перейти на шаг, даже остановиться. Еще немного… И вот она наконец оказалась на узкой, пролегающей в ложбине части тропы, которая вела к коттеджу тетушки. Здесь, к ее ужасу, у нее подвернулась нога, и от резкой боли она чуть не лишилась сознания.
Но, будто свершалось все то же неведомое чудо, она сумела преодолеть боль и сделала то, что в обычных условиях было бы невозможным, – продолжила путь. Ее очень поддерживала окрепшая уже мысль, что впервые за последние девять месяцев она смогла бежать. И хотя ее все еще била дрожь страха и перенапряжения, душа ликовала: она спасена! Оставалось собрать последние силы и дотянуть как-нибудь до коттеджа.