Мрачный залив

– Но твоя мать догадалась, верно? Она выдержала целый год, зная, что ее сын убил ее дочь. В газетах сказано, что это была смерть от несчастного случая, но так ли это?

– Она погибла при пожаре в доме, – говорит Джонатан.

– Это ты убил ее?

– Нет. – Он секунду или две молчит. – Она устроила пожар. Она пыталась убить меня.

В этих словах по-прежнему не слышится никаких эмоций. Просто замечание, голый факт, который никак не относится к самому Джонатану. Хотя я гадаю: что, если в этом поврежденном мозгу заперт кричащий, завывающий монстр, созданный из вины, боли и ужаса?

– А твой отец утонул в заливе, – напоминаю я. – Самоубийство. Потому что он тоже знал – и не мог это пережить.

– Ты знала о том, что делал Мэлвин. Ты помогала ему делать это. Признайся.

– Не знала. Не помогала. Но ты убил свою сестру, Джонатан. Признайся.

«Он никогда не говорил об этом, – думаю я. – Никогда не пробовал говорить». Но спустя несколько секунд молчания Джонатан отвечает:

– Она была избалованной дрянью. Я просто хотел преподать ей урок. Поэтому и отвел ее на болото.

– Не было никакого фургона. И никакого мужчины с водопроводной трубой.

– Она ударила меня камнем, – говорит он. – Пока я держал ее голову под водой. Я просто хотел, чтобы она перестала болтать. Она едва не вырвалась. Я не знал, что ранен так тяжело, но потом мне стало плохо. Когда меня нашли, я лежал без сознания у дороги. Долгое время я не мог говорить. Не знаю, почему я рассказал им эту историю, но все в нее поверили.

Я с трудом сглатываю.

– Джонатан, ты солгал, когда сказал, что никогда никого не убивал.

– Я не убивал. Просто держал Клару под водой, чтобы заставить ее больше не болтать. Потом она ударила меня. Но затем поскользнулась в грязи и уже была… не в себе. Она зашла глубже в воду и не смогла выбраться. Это был ее выбор. Ей понадобилось четыре минуты, чтобы уйти под воду и не всплыть.

Насколько же он искажен! Я не могу это исправить. Не могу исправить ничего.

– Эта часть не на твоей совести, – говорю я ему. – Ты был ранен, у тебя был проломлен череп. Ты не мог бы спасти ее.

Когда он начинает говорить снова, я наконец слышу в его голосе хоть какую-то эмоцию. Гнев.

– Мне не нужно твое прощение.

– Ты любил ее.

– Любовь – это эгоизм. Жадность. И ничего больше. Я задал Сэму вопрос, – добавляет он. – Спросил, хочет ли он, чтобы ты жила. Он хочет. Просто, чтобы ты знала. И это тоже жадность.

Я слышу, как наверху что-то включается, но не могу понять, что это. Какой-то двигатель.

– Я должен задать тебе еще один вопрос, Джина Ройял. Ты предпочтешь умереть, упав с высоты или поджарившись? – спрашивает он.

Я на металлической лестнице.

О боже… Он собирается убить меня электрическим током.

28

КЕЦИЯ

Я веду себя тихо – отчасти потому, что поверила ему, когда он сказал, что может убить моего ребенка, а отчасти потому, что мне нужно выждать, усыпить его бдительность. Мне нужно будет действовать, когда он отвлечется на что-то другое, когда у него не будет времени подумать.

Сейчас внимание Джонатана сосредоточено на Гвен. На Гвен, которая пришла в маячную башню, чтобы найти меня. И его. А я беспомощна. Никогда еще я не ненавидела себя так сильно, как в этот момент.

С меня льет пот. Я молча слушаю, как он разговаривает с Гвен. Как она бьет его прямо по уязвимым местам. У Гвен есть только слова, и она использует их, словно пули. Я вижу, как они попадают в цель.

«Она права», – думаю я. Этот ублюдок – не ангел мщения. Он сломленный дьявол, виновный насквозь, с ног до головы, и она только что сорвала с него маску.

«Ты предпочтешь умереть, упав с высоты или поджарившись?» Он уже нажимает кнопку, когда спрашивает это, и я не думаю, не планирую, я пытаюсь закричать: «Прыгай, Гвен! Прыгай!» – но из-за кляпа во рту издаю лишь невнятное, приглушенное мычание.

Она уже все поняла и начала действовать. Но она так высоко!

Камера, наблюдавшая за ней, теряет ее из поля зрения, когда Гвен падает. Внимание Джонатана переключается на другой монитор, и я вижу на нем смазанное движение.

Я вижу, как Гвен ударяется о бетонный пол – и это жестокий удар. Я кричу что-то, даже не знаю, что, это просто бессловесный вопль отрицания. «Гвен, выживи, ты должна выжить…»

Джонатан вместе с креслом разворачивается ко мне и вскакивает на ноги, и я понимаю, что мое время вышло.

– Я тебя предупреждал, – говорит он. – Ты выбрала это сама.

Я ловлю момент, когда он наклоняется надо мной, сгибаю колени и со всей силой, какую могу собрать, отталкиваюсь от пола и распрямляюсь, точно пружина. Мои связанные ноги прочерчивают над полом стремительную дугу и бьют его по голеням, заставляя качнуться вбок. Из-за неустойчивого положения он теряет равновесие и с размаху падает набок, испустив удивленный крик. Я изворачиваюсь другим боком, снова подгибаю колени и бью его ботинками в лицо. Слышу, как хрустит кость. Он снова кричит и пытается откатиться, но я не позволяю ему. Обхватываю его ногами, подтягиваю ближе к себе и изо всех сил впечатываю каблуки ему в пах.