Мрак

Мрак оглянулся, трава достаточно высокая, грянулся оземь. Встал в мохнатой шкуре, уже на четырех, сразу ощутил насколько силен и налит звериной мощью. Теперь видел намного дальше, хотя голова едва торчала над верхушками травы, нюх строил картинки, и тонкий слух ловил в десятки раз больше шелеста, криков, чириканья, визга. Он слышал теперь даже царапанье мышей под землей, а когда прислушивался, то мог уловить хруст подземных корней, которые грыз хробак..

Он подобрал оружие и одежду и, держа в пасти, понесся длинными плавными скачками. Костяк увеличивался в размерах, и слышно было как в лопнувших костях тонко свистел ветер. В полых трубочках свистел и тоненько завывал на разные голоса таинственно и тоскливо.

На вершине скелета сидели два ворона. Хмуро и недобро смотрели на пробегающего волка. Глаза одного были красные как горящие угли, и Мраку почудилось в нем что-то знакомое. Оба повернули головы, провожая его взглядами. Так могут смотреть только совы, подумал Мрак угрюмо. У других птиц глаза по бокам, они поворачивают головы то одной стороной, то другой... А эти птахи какие-то странные.

Солнце медленно клонилось к виднокраю. Небо наливалось синевой, выступил бледный месяц, долго висел как приклеенный, а багровое солнце наконец сползло за край, но еще долго оставались светлые сумерки.

Когда впереди блеснула искорка костра, Мрак ускорил бег. Пасть устала держать одежду с тяжелой палицей. Стемнело еще, и он ударился оземь, когда до костра оставалось два-три полета стрелы. Перевел дух, оделся и побрел дальше, чувствуя себя тяжелым и сразу постаревшим...

В черной ночи костер горел ярко, и чем ближе Мрак подходил, тем резче отделялось багровое пламя от обступившей черноты. Огонь поднимался ровным столбом, снизу совсем оранжевый как золотой песок под солнцем, а в самой вершинке зловеще лиловый, как окалина на остывающем клинке.

Постепенно рассмотрел угольно-черные фигурки людей, неподвижные и страшноватые. Их было трое, все в круге света казались каменными изваяниями. Мрак громко топал, и люди наконец повернулись. Лица у всех красные с угольно черными тенями, и носы и скулы как бы зависли в черноте. Из темноты вырезалась багровая, будто вынырнувшая из пламени лохматая собака. Зарычала, потом прижалась к земле, отползла в почтительном испуге.

Из-за костра вышел рослый и с широкой грудью мужик. Распахнутая рубашка едва держалась на плечах, в черных волосах прыгали красные искры. Черная борода поднималась к глазам, лицо было резкое, настороженное. В нем чувствовалась дикость человека, который не знал города.

— Добрый вечер, — сказал Мрак осторожно. — Можно погреться у вас?

— Вечер добрый, — буркнул мужик. — Почему нет? Тепла хватает.

Двое оборванцев рассматривали Мрака из-под полуспущенных век. Один выглядел беглым, налет городской жизни проступает в бледной коже и сутулой спине, второй казался сыном степи — лохматый, настороженный как и вожак, поджарый, полный злой опасной жизни. Последний, третий, показался бы красавцем даже во дворце. Смуглокожий, с иссиня черными кудрями до плечей, он лежал у костра в свободной позе сильного человека, который может в одно мгновение взметнуться в воздух, огласить ночь боевым кличем, а в руке уже блеснет кривой меч. В нем тоже не было капли жира, поджарый и гибкий, с тонкими чертами лица, горделивый, со вздернутыми бровями.

Глаза обвыклись, из темноты призывно выступили навстречу камни и чернеющий вход в пещеру. Оттуда несло запахами человеческого тела, женского — как определил Мрак, стряпней, травами.

Зашуршало, из темноты выскочила девочка, уже почти на выданье, но в стареньком платье из лохмотьев, сквозь прорехи которого проглядывало ее почти девичье тело, круглые мягкие груди. Подол не достигал коленей, и девчушка у самого входа обернулась, посмотрела на Мрака удивительно прекрасными печальными глазами, как-то призывно-тоскующе, заколебалась, словно что-то хотела сказать, но изнутри послышался грубый окрик, и она нырнула в темный зев.

Мрак присел к огню. От пляшущих языков пламени шло живое тепло. Первый мужик спросил медленно:

— От дела лытаешь, аль судьбу пытаешь?

— Просто живу, — ответил Мрак.

— А чего ж не сидишь на месте?

— Да разве то жизнь, — удивился Мрак.

Мужик оскалил зубы в усмешке:

— И то верно. Ручей жив только в дороге. Остановившись, умирает вонючим болотом. Мы тоже всегда в дороге.

Из темного зева пещеры выглянула немолодая женщина. Мрака насторожило ее испуганное лицо. Глаза были страдальческие, тревожные. Она горбилась и все время пугливо оглядывалась. За подол цеплялся мальчонка лет пяти.

Мужик перехватил взгляд Мрака:

— Это не наша. Нищенка с ребенком. Прибилась по дороге. Так же незаметно и отстанет.

Она не родилась нищенкой, подумал Мрак невольно. Что-то осталось в фигуре, повороте головы такое, что догадаться не трудно: женщина знавала и лучшие дни... Впрочем, это не его дело.

— Как пробраться к горцам? — спросил он.

— Тебе какая дорога нужна, — поинтересовался мужик медленно, в голосе была насмешка. — Короткая и трудная, или легкая, но очень долгая?