Мрак

Он осушил ковшик, налил снова, уже не спрашивая Мрака, снова выпил одним духом, только тогда сообщил:

— Да это и неважно. Что за пьянка без доброй драки?

Хозяин принес кувшин, смотрел вопросительно. Ховрах царским жестом высыпал на стол, пугая жабу звоном металла, пригоршню золота:

— По кувшину на столы! Сколько их у тебя? Восемь?.. Да не кувшинов, а столов! Вот и ставь на усе. Пусть пьют как мочало! За счет доблестного Ховраха, ратника царской стражи.

Из-за соседних столов к ним начали пересаживаться самые сметливые. Сюда в первую очередь ставят не только вино, но и лучшее мясо. Ховрах всякого хлопал по спине, кивком приглашал угощаться, пил и ел сразу много и жадно, на глазах раскраснелся, повеселел еще больше, попробовал запеть песню, но поперхнулся, мало смочил горло, полкувшина — это смешно для мужчины, хотел пуститься в пляс, но хозяин принес еще два узкогорлых, но с раздутыми боками, и Ховрах плюхнулся обратно на лавку:

— Вот за что я царскую службу люблю? Она полна неожиданностей. Думал ли я, что поеду искать царя?.. Да на биса он мне, хоть и царь! Я хоть и сторожу его покои, но и мешок с овсом буду сторожить, если платят. Только и только, что овес буду сторожить лучше. На него много охотников. А царь кому нужон?

— Но куда-то ж делся, — заметил Мрак.

Ховрах скривился:

— Куда мог деться? Да к бабе какой-нибудь забрел. Я-де царь, пришел оказать тебе милость царскую, поваляться в твоей постели. Ну, дура-баба и старается.

— А мужик?

— А мужик свечку держит у постели. Это ж Куявия!

Новые сокувшинники угодливо хохотали. Вино уже разливали сами, отроки по знаку хозяина принесли еще мяса и сыра. Один подхихикнул:

— Верно, доблестный витязь!.. Где исчо ему быть?

— Баб много, — рассудил Ховрах. — Как угадать, искать где?

Мрак помалкивал, а мужик под смешки друзей посоветовал серьезно:

— А ты к колдунье сходи.

— Схожу, — ответил Ховрах с пьяной отвагой. — Где она? Подать ее сюды!

Мужик торопливо ухватил сыра. Пока жевал, объяснял, давясь и поперхиваясь от усердия:

— Как выйдешь отседа... так с крыльца увидишь треглавую... не, причем тут мать Змея, гору увидишь!.. На самой вершине... пещера. Там и живет ведунья. Она никогда не спускается вниз.

Наступило молчание. Мужики молча пили, опуская взоры, жевали тоже как-то медленно, словно все разом задумались о чем-то высоком. Ховрах спросил после паузы:

— Та самая?

— Та, — ответил мужик негромко.

— Гм... Ладно, помянем парня. Пусть в вирии ему икнется.

Пили, пока не начало выплескиваться из ушей. Жаба наелась и заснула посреди стола. Ховрах снял пояс и повесил на шею, чтобы не потерялся. Он раскраснелся еще больше, иногда взревывал песню, но веселье уже не шло. Мужики мало-помалу отлипали от их стола, отваливались как насосавшиеся пиявки. Кто свалился под соседний стол, кто сумел добраться до двери, и в корчме постепенно пустело.

Мрак вытер ломтем хлеба остатки мясной подливы, с сожалением посмотрел в сторону окошка. Оттуда как на зло тянуло жареным мясом и свежесваренной гречневой кашей с коровьим маслом:

— И что думаешь теперь?

— Как что? — удивился Ховрах. — Перекусим малость, потом — к ведунье!

— Вдвоем? — переспросил Мрак. — А я зачем?

Ховрах удивился еще больше:

— А ежели восхочет одного из нас того... чик ножиком по горлу — и в жертву? Я ж должен буду рассказать как ты доблестно принял мучения! Да и чтоб жертва не пропала зазря, я просто обязан буду пойти и отыскать этого дурного царя!

— А-а, — сказал Мрак понимающе. — Тогда заканчивай свой перекус. Солнце уже давно село. Надо выспаться. А то дорога туда долгая.

Ховрах от великого изумления закашлялся, глаза полезли на лоб:

— Выспаться? Ты собираешься эту ночь спать?

— Ну...

— Странный ты, — сказал Ховрах сожалеюще. — Как будто и не человек вовсе... Мы идем на геройское деяние. Может быть, уже никогда не вернемся. И света белого не узрим... И он нас — тоже. А ты собираешься спать, аки барсук недобитый?

Мрак внезапно озлился на себя. Этот пропойца и гуляка больше прав, чем он, больше видевший и больше испытавший. Или это любовь так отупляет?

— Наливай, — сказал он. — Нет, жабе не надо. Она еще ребенок.

Выступили на рассвете. Коня Ховраху пришлось оставить. Хозяин обещал присмотреть до возвращения, но по тому, как по-хозяйски осмотрел бабки, похлопал по крупу, стало ясно, что уже считает своим.

— Что, — спросил Мрак, — такой уж крутой перевал?

— Да не перевал, — ответил Ховрах. — Ведунья чужаков не любит. Говорят... многое о ней говорят.

Рожа отекла с перепоя, он морщился, трогал голову с такой осторожностью, будто нес на плечах доверха наполненный вином кувшин. Но направился прямо к треглавой горе с такой устремленностью, словно только там мог избавиться от похмелья.

Мрак упрятал жабу в мешок, так и не решился бросить в корчме, устремился за царским гриднем. Злой ветер задул еще с полуночи, а когда оказались на горной тропке, небо заволокло тучами, ветер набрасывался рывками, норовил столкнуть в пропасть.