Мрак

Кони и поляницы были по ту сторону стены могучих деревьев. Такие вырастают на опушке, защищая остальной лес от натиска знойной степи, огромных стад туров, но Мрак в красочном запахе видел коней и людей так же четко, словно уже стоял в поле.

Он выронил узел, оборотился, оделся, постоял малость, привыкая к облику слабого в одном, сильного в другом человека. Затем медленно двинулся через кусты, пока не вышел на опушку.

Полуобнаженные женщины рубили молодые деревца, ставили под сенью огромных ветвей шатры, стаскивали сухие ветки и бревна в кучи, утаптывали места для костров, спешно снимали с заводных коней закопченные котлы.

По всему было видно, что поляницы только что переправились через реку. Коней небольшими группками развели к наспех устроенным коновязям, к мордам подвязали мешки с овсом. Кони жевали, монотонно вздергивая мордами, подбрасывали остатки овса.

Он вышел из-за деревьев и открыто пошел в полевой стан. Поляницы заметили не сразу, слишком заняты работой, затем с яростными криками — все же бабы, отметил Мрак — ринулись наперерез. Лица яростные, перекошенные. Каждая хватала нож, топор или дротик.

Он развел руками, показывая, что в ладонях ничего нет:

— Я к Медее!

Женщины окружали его по широкой дуге. Хищные, злые, а выглядеть старались еще злее. Их лица и тела были разрисованы краской. Узоры жуткие, пугающие, со змеями и пауками, но только больно умный волхв не заметит их сильных женских тел, широких бедер, оттопыренных ягодиц, а станет рассматривать голографию, то-исть, рисование по голому.

Одна потребовала хмурым сорванным голосом:

— А кто сказал, что ты нужен Медее?

— Я сказал, — ответил Мрак сочувствующе, понимал как женщина напускает на себя страшный вид, чтобы не показать как ей боязно самой. — Останови меня, и услышишь, что она тебе скажет.

В окружении острых копий он двинулся к самому большому шатру. Одна поляница скользнула вовнутрь, послышались приглушенные разговоры. Волчьи уши сейчас бы, подумал Мрак досадливо.

Полог распахнулся, его придерживала поляница. Медея вышла, и взгляд, которым окинула лохматого мужчину, не обещал ничего, кроме быстрой смерти. Она была все в том же наряде: вязаном свитере под самое горло, широкой юбке с золотыми бляхами, это было царственно и походно одновременно, и Мрак пожалел, что царица не в одеянии обычной поляницы. Грудь ее оставалась высока, сама Медея ослепляла белой как снег нежной кожей, и Мрак боялся представить ее в звериной шкуре с выпущенной на свободу левой грудью.

Похоже, что-то отразилось в его лице. Медея холодным голосом бросила:

— Говори быстро. Если потревожил меня зря — умрешь здесь же.

Она кивнула женщинам. Острия копий больно уперлись Мраку под ребра. Одно сзади кольнуло под левую лопатку. Он покачал головой, здесь женщины еще злее, чем в замке. Они всегда злее и наглее, когда сбиваются в кучи, это по одиночке овечки...

Стараясь не делать резких движений, он выудил из сумы скрыньку на цепочке, буркнул небрежно:

— Грубая ты, Медея. Я всего лишь проходил мимо. Дай, думаю, зайду... Вдруг это ты обронила.

Ее рука жадно выхватила крохотную скрыньку. Расширенными глазами смотрела, щупала, гладила кончиками пальцев. Мрак видел как борется с желанием открыть, взглянуть что внутри, не украдено ли ее сокровище. Потом ее взгляд обратился к Мраку. Он увидел как медленно меняется ее взгляд от ликующего к подозрительному.

Не ты ли, сказали ее глаза, и срезал с моей шеи? Мрак смотрел честными наглыми глазами. Мол, скрынька же у тебя, что старое ворошить и докапываться? Ежели во всем копаться, то столько грязи и дерьма нароешь, что и жить в нем не захочешь. Ведь выкопанное дерьмо обладает таким волшебным свойством, что закопать его трудно, а забыть и вовсе нельзя.

— Ладно, — сказала она все еще враждебно, — будь сегодня моим гостем. Но если до захода солнца тебя увидят вблизи, умрешь медленно и страшно.

— Жизнь — дорога к смерти, — сказал Мрак, вспомнив заумные изречения волхва Олега. — Или вообще дорога смерти. Это когда идешь по жизни, а всех встречных бьешь по голове. Я могу тебя о чем-то спросить, Медея?

Она кивнула, отступила вглубь шатра. Мрак подмигнул разочарованным женщинам, Таргитая бы сюда. Даже Олег мог бы перестать страдать о рыжеволоске Лиске...

В шатре было по-женски пестро, ярко и пахло пряностями. Ковры, подушечки, чашечки с маслом, благовониями, хотя на взгляд Мрака вонь не может быть благой, все равно вонь, и он, оглядев внутренность шатра, поморщил нос, благо вони достаточно.

— Присядь и расскажи, — велела Медея, она села на ковер, подогнув ноги, — как к тебе попало... это?

— Кто-то обронил, — буркнул Мрак.

Темные глаза Медеи внимательно следили как он сел напротив:

— Да? А как ты узнал, что это мое?

Мрак вспомнил, что Медея никогда не вынимала скрыньку в присутствии посторонних, пожал плечами:

— Значит, ты выронила.

— Я не роняла, — возразила Медея. — К тому же шнурок срезан!

— Да? — удивился Мрак. Его косматые брови взлетели. — Может, перетерся?

— Нет, не перетерся.

Мрак предположил медленно:

— Тогда тот, что внутри, перегрыз?