Мрак тени смертной

— Ты читал Адольфа? — спросил Венк. — Мудрый был старик. Он как-то заметил, что негры являются говорящим подвидом обезьян. Я где-то читал, что у некоторых здешних племен был дикий обычай: своих самок, достигших половой зрелости, они сначала сажали на деревянный кол и таким образом лишали их девственности, а уж потом пользовали всем племенем. И только после этого выдавали ее замуж. О какой цивилизованности в этом случае можно говорить? Бойся попасть им в плен, камрад, они из тебя живого будут варить зуппе. Ты только представь: сидишь в медленно закипающей воде, а вокруг тебя плавает морковка, разные корешки, и ты понимаешь, что вам предстоит вариться вместе. Уж лучше пустить себе пулю в голову. От зуппе тебя это, конечно, не спасет, но, по крайней мере, ты все-таки не увидишь этого безобразия.

Разговаривать было трудно, приходилось постоянно перекрикивать рев моторов, и они замолчали. В раскрытые двери кабины бил горячий душный ветер, который сушил кожу, и Ойген подумал, что в такой жаре и в самом деле могут жить лишь дикари. Культурному человеку нужен более умеренный климат.

Он ничего не знал о местности, куда они летели. Но по этому поводу Ойген не особенно волновался — есть люди, которым по роду службы положено знать больше, они-то и планируют боевую операцию. Ротенфюреру не было дела до того, какие народы обитают по берегам гигантского озера, как их называют и чем они живут. Все они были дикарями, тупиковой ветвью развития. А следовательно, не заслуживали большого внимания к себе. Как сказал оберштурмфюрер Венк, это были поганые людоеды, которые легко могли сварить суп из белого человека, попавшегося в их черные руки. Любая жесткость, проявленная по отношению к аборигенам, была оправданной. Белый человек должен быть решителен и жесток, если не хочет, чтобы дикари ели суп, приготовленный из его тушки.

Стрелять или не стрелять — такого вопроса перед ротенфюрером не стояло.

8. ЮЖНАЯ ОКРЕСТНОСТЬ ОЗЕРА ВИКТОРИЯ

Лес был похож на пузырящуюся зеленую пену, заполнившую все промежутки между скалами и невысокими горами с каменистыми осыпями, искристо вспыхивающими на солнце. Лес жил своей странной жизнью, в зарослях что-то шуршало, кто-то обиженно повизгивал, хрипел, кашлял и каркал на разные голоса, пронзительно кричали мартышки, завидевшие людей. Геликоптеры по очереди приземлялись на ровный пятачок травы рядом со скалами, люди торопливо освобождали машину от багажа, давая время и место для разгрузки товарищам. В запах трав и тропических цветов вплетался запах бензина.

— Неплохо работают ваши люди, — сказал англичанин, оказавшись рядом с оберштурмфюрером Венком. — Чувствуется выучка.

— Можете не сомневаться, — заверил его Венк. — Мои люди способны на многое. Их учили делать и невозможное. Я хотел спросить, нам обязательно идти через лес?

— Вашим людям придется работать в лесу, — сказал англичанин с сочувствием. — Там, дальше, начинаются болота, значит, придется выходить туда и идти дальше от болот. Знаете почему? Племя унга, который входит в народ Хадзабе, еще называют водяными людьми. Про них рассказывают, что в случае опасности они уходят в болота и способны просидеть под водой сорок восемь часов. При этом они сохраняют активность и способны нанести врагу значительный урон. Вам надо сделать так, чтобы они не пробились в болота. В противном случае придется уходить, так и не добившись успеха.

Опушка леса вновь взорвалась заполошным общим криком, и котором вопли обезьян сливались с истеричными криками попугаев, и это было дико и невероятно. Где-то вдали раздался странный звук, словно великан, не умеющий играть, дунул в духовую трубу. На мгновения джунгли смолкли, словно обитатели их устрашились странного крика неведомого существа. Но тишина длилась недолго — возмущенно взвизгнула в кронах деревьев обиженная обезьяна, где-то в зарослях тявкнула и зашлась к хохоте гиена, и в лесу вновь воцарилось шумное многоголосье.

Венк не пренебрегал мерами безопасности — он выставил боевое охранение, запретил стрелять попусту, и вообще приказал вести себя на пределе внимания, словно они все находились в русском тылу где-то под Магаданом.

Все было пропитано влагой. Влажно покачивались заросли папоротников, влагой сочилась листва деревьев, даже под ногами что-то чмокало, хлюпало, чавкало, словно лес пытался ловить солдат тысячами маленьких ртов. Вода из организмов тоже выходила потом, часа через два все были мокрыми и усталыми, на спинах и под рукавами плотных рубашек темнели круги, которые не успевали высохнуть.

— Как в бане, — сказал Ойген.

— В бане нет этой дряни, — мрачно буркнул Венк, крепким шлепком раздавив серо-коричневую древесную пиявку, упавшую откуда-то сверху. — Тут привал делать страшно, не дай бог уснуть, эти твари высосут всю кровь. Кажется, когда господь создавал этот мир, он что-то недодумал. Ну, сам посуди, кому они нужны — все эти пиявки, мухи цеце, мокрицы величиной с собаку?