Мрак тени смертной

Иона мечтательно смотрел в зарешеченное окно. За окном ничего не было, кроме плаца и столбов, на которых в плоских алюминиевых юбочках покачивались ветром светильники. В глубине лагеря, там, где зеленела трава и чернела земля, краснела толстыми женскими боками возведенная до половины труба. Мастера фирмы «Топф и сыновья» обещали закончить ее к Пасхе. Старший инженер Прюфер, представлявший в лагере фирму, осмотрев сооружение и завезенные запасы материалов, сказал, что это вполне реально.

— Это и в самом деле редкое дерево, учитель? — робко спросил Иона.

— А ты думал, — плотник ловко подхватил новый брус, внимательно разглядывая его. — Его срубили в Ливане или Абиссинии, потом распилили дерево, потом долго сушили его, а потом корабль привез его к нам, для того чтобы какой-нибудь свихнувшийся от крови ублюдок сделал из него что-то необходимо в хозяйстве, например, стул с фамильным гербом.

Мастер, если в нем нуждается ад, будет иметь сносные условия жизни и в преисподней. Редкие люди достигают предельного благосостояния, обычно талантливые люди живут и умирают в нужде. Моцарт похоронен в могиле для нищих, Винсент Ван Гог застрелился и умер нищим в приюте для душевнобольных в Сен-Поль-де-Мозоле. А как тяжело умирал французский художник Эдуард Мане? Да что там говорить, если незабвенного Иегуду Галеви затоптал копытами своего коня арабский рыцарь, едва этот философ и поэт прибыл в землю Израиля и, припав к земле, с поцелуями читал «Оду Сиону»!

Если и в аду ты имеешь сносные условия жизни, глупо роптать на рок.

Иосиф все это понимал и несчастья воспринимал как данное Всевышним.

— Иона, — сказал он. — Твой тезка, пророк Иона, был несчастный человек. Его бросили в море, чтобы умилостивить стихию, его проглотил кит. Помнишь, как он говорил: «Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морского травой обвита была голова моя. До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня; но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада». Надо верить, Иона. Если жизнь мрачна и беспросветна, может быть, подле Бога мы станем, наконец, свободными…

Мальчишка вздохнул.

Он был в том возрасте, когда ждут радостей от жизни, а не задумываются, что находится там, за дверью, на которой написано: тьма.

Иосиф понимал, что слова утешения его подмастерью не нужны, юность редко внимает словам и чужому опыту. Поэтому он просто сунул рубанок в руки Ионы:

— Попробуй, — сказал он. — Это отвлекает от невеселых мыслей.

Работа действительно отвлекает.

Однако все чаще и чаще в руках Ионы стал появляться потертый требник его отца. В свободные минуты подросток читал его и, не понимая написанного, поднимал глаза на Иосифа.

— Тут сказано, — недоверчиво сказал он. — «Это народ разоренный и разграбленный; все они связаны в подземельях и сокрыты в темницах; сделались добычею, и нет избавителя, ограблены, и никто не говорит: «Отдай назад!». Кто из вас преклонил к этому ухо, вникнул и выслушал это для будущего?..» Я понимаю, учитель, это про нас. Но почему пророк говорит, что мы не хотели ходить путями Бога и не слушали закона Его?

— Это Исайя, — сказал Цуккерман. — Он всегда слыл путаником и хулиганом!

— А Ицхак говорит, что он мудр, — возразил Иона.

— Это сам Ицхак мудр, — сказал Цуккерман. — А умный человек всегда приписывает хорошие мысли чужому голосу. Вставай, нам пора делать работу. Ливанский кедр ждет.

— И что мы будем делать?

— На этот раз наша работа будет несложной, — сказал Иосиф ученику. — Даже жаль, что мы будем тратить на нее такое роскошное дерево. Мы будем делать кресты.