Пока полиция проверяла документы, Вершинин мог видеть разрушенное здание исторического музея. Ну никак не мог он себе представить, что оно построено в конце 19 века и имеет какую-то ценность. Даже когда здание было целое, оно всегда казалось ему грубым и похожим на некую хозяйственную постройку. Например, склад зерновых или арматуры. Теперь же, когда верхушка музея вместе с кокошниками и карнизами обвалилась, здание и вовсе напоминало развалины многоквартирного дома из грубого красного кирпича.
Окрик полицейского привлек его внимание.
— Далее к объекту вы пойдете в сопровождении сержанта! Весь дальнейший путь обозначен флажками! Выступать за них воспрещается! Вопросы есть?
Все естественно промолчали, а Вершинин естественно выступил.
— А что за объект нам скажут наконец?
Вояка ответил в их духе.
— Вам обо всем скажут на самом объекте! А теперь прошу!
Полицейский повернулся и изобразил приглашающий жест. Вершинин сделал пару шагов по инерции и замер ошеломленный от картины, освещенной несколькими десятками мощных армейских прожекторов.
Нет, он знал, что Красная площадь подверглась некоторым разрушениям. Только не знал КАКИМ. Он видел фотографии остальных ядерных взрывов в городе. Идеально круглые воронки диаметром 200 метров. За границей воронок треснувшие фундаменты домов, выбитые черные окнами. Все это он видел. Но Красная площадь оставалась в его памяти огромной пешеходной зоной площадью почти 25 тысяч квадратных метров. С алым Кремлем, мраморно-гранитным ГУМом и геометрически идеальным мавзолеем из красного карельского кварцита.
Поэтому понятен его шок.
Красной площади, она же Ред Сквер, она же объект номер 3 в новейшей истории как таковой более не существовало.
На месте площади имело место огромная ямища глубиной метров 10 с отвесными стенами по краям. Дно ямы имело вид запущенного деревенского пейзажа. Заросшая травой земля. Местами кустарники и отдельно стоящие корявые деревца черной ольхи. Россыпью лежали крупные каменья, судя по белому цвету, из известняка. И что совсем доконало восприятие Вершинина и дало всплеск новым фантазиям: в глубине ямы виднелся ветхий деревянный домик с крытой соломой крышей, находящийся в стадии полного запустения. В соломенной крыше зияли дыры, серые от времени стены разошлись от старости. Было видно, что дом построен много десятилетий назад.
Сильнее всех построек на Красной площади пострадал мавзолей. Он исчез без следа, поглощённый общей ямой, границы которой распространились до самой кремлевской стены. Стена сохранилась, как и Спасская башня и собор Василия Блаженного. Только и сама башня, и колокольни собора потеряли часть облицовки и внутреннего содержания, в результате чего просматривались навылет, превратившись в фальшивые копии самих себя.
ГУМ тоже исчез как самостоятельная архитектурная единица. На его месте возвышалась неопрятная куча строительного мусора, оплетенного словно паутиной километрами покореженной арматуры.
Печальное зрелище тонула в глубокой тишине, словно здесь был покойник. Да, наверное, так и было. Здесь была похоронена великая эпоха.
Вниз по скрипучей деревянной лестнице спустились четверо. Лейтенант Лисицын, Вершинин, Данлопп и сержант. Лестница была старая, и ею пользовались не один год. Но когда они ступили на дно Рэд Сквер, то угодили в дремучее прошлое. Город строили столетия, возводя слой за слоем. Дома предыдущей эпохи засыпали землей, ставили следующий фундамент. И а-ля улю. В смысле прогресс. Таким образом под Москвой образовалась грубая и запутанная система подземных лабиринтов, но сверху все было благочинно и чистенько. Многие москвичи рождались, жили и умирали, не имея ни малейшего представления что находится у них под ногами. Теперь же вся наносная шелуха цивилизации исчезла. Вместе с москвичами.
— Вы знаете, Жак, что брусчатка уложена в 1930 году? — подал голос Данлопп. — И она сделана из карельского диабаза!
— Где вы видите здесь брусчатку, профессор? — развел руками Вершинин.
Голоса звучали странно. Оно и понятно. Сырая земля не так отражала звук, как асфальт.
Сырая земля пьет наши голоса, подумал Вершинин.
Да и люди внизу выглядели странно, не так как наверху. Прожектора били со всех сторон, порождая уродливые тени на лицах. Вокруг возвышались земляные стены, и пахло здесь землей. Словно не существовало ни города, ни блокпостов, ни остальных людей.
Как здесь выживали люди, рассуждал Вершинин. Тот же Мракобой. Время, когда легче легкого было скурвиться, а он стал легендой. Им восхищались даже враги.
Нет, тут же опроверг он себя. Враги не могут восхищаться по определению. Делать вид, пожалуйста. А на самом деле цель у врагов одна, уничтожить. Убить и закопать. Или убить и сжечь. Все остальное-сопли на камеру.
От самой лестницы по дну каньона была проложена тропинка, где с трудом могли разойтись два человека, огороженная по сторонам полосатыми лентами. Наверняка полосы были красные, но в свете прожекторов выглядели траурно черными. Тропинка поначалу шла по середине каньона, постепенно забирая в сторону кремлевской стены.