Читаем Мраморное поместье полностью

Во время этих объяснений меня удручал несчастный вид графини, а странный, нервный и какой-то спешный тон больного (ибо таковым я не мог теперь не признать графа) заражал меня смутной тревогой. Особенно поразило меня несоответствие между сжатыми бровями графа, лицом, не обнаруживавшим и тени оживления, и восторженно-спешной речью.

— Бездна остроумия и изобретательности, — твердил молодой человек. — Посмотрите, с боковой стороны вся эта сторона — сплошное стекло дверей и окон. Масса света, стеклянные двери в коридор, а отсюда вон сюда, на эту открытую веранду. Когда-то она была также мраморной… Вы видите эти мраморные карнизы на продольных стенах, а под ними маленькие окна? К этим окнам свешивались с карнизов цветы. Разве не остроумно было повесить эти лампады таким образом, что вечером вся комната была полна тенями цветов и листьев?.. Смотрите теперь здесь, на эти окошечки. Видите урны под потолком, от них трубочки с желобками и, наконец, стерженек пред каждым окошком? Как нужно любить красоту, чтобы изобрести все это! Вы, конечно, догадываетесь, что вода, просачиваясь из этих урн, стекает по желобкам, и каждая искристая капля пред падением висит на этом стерженьке; конец стерженька находится как раз в фокусе этой чечевицы, за которой устроена лампада. Теперь пойдемте, я покажу вам, как все это отражается в зеркалах мраморных каминов…

Граф не пошел, а скорее побежал вперед, огибая угол комнаты. За ним рванулась графиня с возгласом:

— Виктор, не надо…

Я поспешил за ними и застал обоих перед дверьми Мраморной комнаты.

Графиня держала мужа за руку и, когда я подошел, то увидел слезы на ее глазах.

Казалось, не замечая их, граф сказал мне, как будто разговаривая сам с собой, в задумчивости;

— Жена не любит эту комнату, не странно ли?

С этими словами он толкнул дверь и мы вошли в мраморную спальню. Действительно, она вся была из чередующихся углубленных и выдающихся плит. Первое, что бросилось мне в глаза — это широкая, из мрамора кровать. Она стояла изголовьем к стене посреди комнаты. В этом месте мраморная плита стены была шире прочих и окошечек на ней не было.

Как раз в это время туча освободила заходящее солнце, стало светлее, и я заметил на мраморной плите золотые буквы.

Граф уже забыл свои объяснения и, не говоря ни слова, опустился в кресло.

Затем произошла такая сцена.

— Вот чудные стихи, доктор, — в задумчивости сказал граф, обращаясь ко мне и не глядя на графиню, у которой было несомненное выражение какого-то почти ужаса на лице, причина которого была мне неизвестна.

Графиня стояла в дверях, а граф читал, медленно и красиво декламируя:

Ты из мраморных гор высек горницу мне,Из осколков горячего юга;Но затмила простор в этой темной странеНад горюющим мрамором вьюга.Ты сложил мне постель всю из мраморных плит,Из точеного пенами строя…Я слыхала во сне, точно мрамор звенитЗакипающей песнью прибоя.И мой сон улетал к колыбельным волнамИ ласкался в их зное певучем…Ах, зачем, дорогой, умерла я не там,Засыпая на мраморе жгучем.Ты ласкал бы меня в эту ночь до утра,Хоронили б с зарей под волнами,И была бы я, милый, русалок сестраИ плыла бы к тебе вечерами.Ах, зачем так тяжел весь из мрамора гроб!..Умерла я под стоны метели,И все глуше дрожал, нарастая, сугробИ суровые сосны скрипели…

Пока граф читал, лицо его бледнело, глаза полузакрылись и веки странно дрожали. Дальше нельзя было ничего прочесть, оставались только следы стертого золота, однако ясно было, что когда-то на мраморе были нанесены еще два куплета. Несколько отдельных букв сохранились от каждой строки. На одной из них ярко играл луч заката. Граф несколько секунд, по-видимому, неподвижно смотрел именно в эту сверкающую золотую точку. Графиня сделала несколько шагов и замерла в ожидании.

Граф, совершенно недвижимый, произнес:

— Вот, сейчас… сейчас… — голос его звучал глухо и прерывисто. — Сейчас все прояснится… я уже вижу…

Графиня схватила меня за руку, с отчаянием указывая на больного.

Вслед за тем граф медленно, как бы разбирая неразборчивую рукопись, произнес:

Но в могилу мою… веют… прежние сны…Я приду за тобой…

— Я приду за тобой… — повторил он с мучительным усилием. — Скажи мне, скажи, ты здесь, ты должна…

— Доктор, доктор, что это?.. Кого он видит?.. — шептала с отчаянием графиня.

— Где ты?.. Где ты?.. — прошептал граф и замолк.

Перейти на страницу:

Все книги серии Polaris: Путешествия, приключения, фантастика

Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке
Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке

Снежное видение: Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке. Сост. и комм. М. Фоменко (Большая книга). — Б. м.: Salаmandra P.V.V., 2023. — 761 c., илл. — (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика). Йети, голуб-яван, алмасты — нерешенная загадка снежного человека продолжает будоражить умы… В антологии собраны фантастические произведения о встречах со снежным человеком на пиках Гималаев, в горах Средней Азии и в ледовых просторах Антарктики. Читатель найдет здесь и один из первых рассказов об «отвратительном снежном человеке», и классические рассказы и повести советских фантастов, и сравнительно недавние новеллы и рассказы. Настоящая публикация включает весь материал двухтомника «Рог ужаса» и «Брат гули-бьябона», вышедшего тремя изданиями в 2014–2016 гг. Книга дополнена шестью произведениями. Ранее опубликованные переводы и комментарии были заново просмотрены и в случае необходимости исправлены и дополнены. SF, Snowman, Yeti, Bigfoot, Cryptozoology, НФ, снежный человек, йети, бигфут, криптозоология

Михаил Фоменко

Фантастика / Научная Фантастика
Гулливер у арийцев
Гулливер у арийцев

Книга включает лучшие фантастическо-приключенческие повести видного советского дипломата и одаренного писателя Д. Г. Штерна (1900–1937), публиковавшегося под псевдонимом «Георг Борн».В повести «Гулливер у арийцев» историк XXV в. попадает на остров, населенный одичавшими потомками 800 отборных нацистов, спасшихся некогда из фашистской Германии. Это пещерное общество исповедует «истинно арийские» идеалы…Герой повести «Единственный и гестапо», отъявленный проходимец, развратник и беспринципный авантюрист, затевает рискованную игру с гестапо. Циничные журналистские махинации, тайные операции и коррупция в среде спецслужб, убийства и похищения политических врагов-эмигрантов разоблачаются здесь чуть ли не с профессиональным знанием дела.Блестящие антифашистские повести «Георга Борна» десятилетия оставались недоступны читателю. В 1937 г. автор был арестован и расстрелян как… германский шпион. Не помогла и посмертная реабилитация — параллели были слишком очевидны, да и сейчас повести эти звучат достаточно актуально.Оглавление:Гулливер у арийцевЕдинственный и гестапоПримечанияОб авторе

Давид Григорьевич Штерн

Русская классическая проза
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже