Мраморное поместье

— При довольно исключительных обстоятельствах и, кажется, на горе своей семье. Нужно вам сказать, что сын мой Виктор, с которым вы сегодня познакомились, у меня единственный. Вы видели, каким странным припадкам он подвержен. Одна из его странностей — это периодическая страсть к путешествиям, и притом самым необыкновенным. Как ни тяжело мне, старухе, подчас бывает удовлетворять его желания, но отказать ему я ни в чем не могу. На него находит тоска, он плачет, как ребенок, и требует поездок. Тогда мы запрягаем специально для этой цели приспособленное ландо, берем слуг и едем Бог весть куда. И где только не приходится побывать! Его интересует всякая старина, хотя музеев, галерей и заграничных путешествий он не выносит. По сельским дорогам, иногда в самую ужасную погоду, мы путешествуем, пока не наткнемся на уездный городок со старыми замками, валами, башнями, на какое- нибудь старое кладбище, часовенку, крест на распутье, большей частью в живописных и мрачных местах. Я не суеверна, но порой мне бывает жутко. Иногда ему захочется осмотреть старую помещичью усадьбу, и вы легко можете себе представить, в какое неловкое положение подчас попадаешь. Род наш старинный, состояние огромное, нас все знают. При таких условиях нелегко путешествовать цыганским табором.

Графиня тяжело вздохнула, и на ее лице можно было прочесть накопленное годами страдание.

— Вот таким-то образом прошлой осенью подъехали мы к этим местам. Впрочем, я забыла вам сказать самое важное: Виктор часто бредит, как вот сегодня. Вы можете себе представить, что я переживаю тогда. Самая опасная болезнь все-таки не так тревожит, как этот бред, потому что в нем есть что-то страшное, что-то систематическое… Быть может, вы, как врач, с трудом поверите, если я скажу, что часто этот бред сбывается в действительности.

Графиня с грустной покорностью произнесла эти последние слова.

— Так было и на этот раз. Сидели мы в карете втроем с ним и женой его (она мне племянницей приходится), переезжали лесной дорогой через какую-то длинную плотину. Я вижу, он бледнеет, веки дрожат, тянется ко мне и говорит:

— «Мамочка, волам тяжело».

— «Каким волам?»

— «Их много, — говорит, — кажется, пятьдесят пар… Какой я тяжелый… мраморный, огромная глыба мраморная. Боже мой, как тяжело, да так нужно было, она просила…»

Про кого он говорил, не знаю. Так до самой усадьбы бредил он и верите ли, описал все то, что мы здесь нашли: Мраморную комнату, холмы, мостики.

— Неужели это возможно? — вырвалось у меня.

— Да, это так, — грустно кивнула графиня. — Это ясновидение, и если бы вы могли понять, что значит быть матерью ясновидца… Это какой-то нескончаемый ужас… Когда мы приехали, с ним случился странный припадок ненависти к госпоже Багдасаровой, которую вы знаете. Виктор очень мягкий по природе, это с ним было в первый раз: он чуть не убил эту женщину, называл ее палачом-убийцей и еще Бог ведает чем. Правда, владелица усадьбы и на меня произвела несимпатичное впечатление; Виктора мне едва удалось увести. Если бы не алчность старухи, то не знаю, удалось ли бы нам переночевать. В ту же ночь я, по настоянию Виктора, купила усадьбу за очень значительную цену, под условием — госпоже Багдасаровой с раннего утра ехать со всеми документами и моим письмом к моему брату и совершить там купчую. Сегодня я вернулась из столицы, а его оставила на попечении брата, утром он уехал. Пригласила знаменитых врачей, невропатолога и терапевта. Оба приедут на днях, по, откровенно говоря, хоть вам и не следовало бы говорить этого, я не надеюсь на врачей. Нам необходим, конечно, врач поблизости и мы будем на вас рассчитывать, но это только для временной помощи, а в остальном… мое материнское сердце, кажется, не обманывается…

— Не будем отчаиваться, графиня. Такого рода болезни, являясь по неизвестным причинам, иногда так же внезапно исчезают…

Я, признаюсь, не мог сказать ничего более и потому очень обрадовался приходу молодой графини.

— Мама, Виктор хочет во что бы то ни стало ночевать в Мраморной комнате. Может быть, мы спросим доктора? — обратилась она ко мне.

Графиня отвечала за меня.

— Доктор, конечно, найдет это нежелательным, но ты ведь знаешь, милочка, что с ним нельзя справиться.

— Я, во всяком случае, не считаю возможным оставлять больного на ночь одного.

Молодая женщина, мне показалось, покраснела при этих словах; старая графиня, привлекая ее к себе, провела рукой по ее щеке.

— Иди, милочка, к нему, мы с доктором сейчас придем.

— Сын мой всегда спит один, — продолжала она, обращаясь ко мне, когда дверь за невесткой закрылась. — Впоследствии я кое-что еще объясню вам по этому поводу.

— Нельзя ли, по крайней мере, поместить одного из преданных вам слуг по соседству, в коридоре у дверей?

— Ничего другого, конечно, и не придется сделать.

Я попросил разрешения осмотреть комнату и еще раз повидаться с больным, на что графиня охотно согласилась. Мною овладевала стая мыслей и новых ощущений. Целое крушение старого мировоззрения происходило во мне под влиянием виденного и рассказа графини.