Мраморное сердце

Его разрывали мысли о мёртвой беспомощности мраморной скульптуры, о том, что Райану он никогда и не был нужен как личность, он был нужен ему только как улучшенная копия самого Райана. И то, что он загубил такие возможности, сводило его с ума. Его вера в красоту как будто бы поколебалась, так ли важно искать её в этом уродливом гниющем мире, думал он, разглядывая в отражении зеркала свои новые морщинки, седые волоски и лопнувшие сосуды. Какой толк противиться этому угнетающему процессу старения? Старость стоит за его спиной, и с каждой секундой его внешность обрастает всё новыми морщинами, всё новыми изъянами, пока не истлевает до разложения, и вот уже смерть с косой стоит за ним и не просто предлагает тебе прогуляться до пустоты, а ведёт тебя, не даёт тебе шанс сопротивляться. Я хочу умереть молодым, сколько раз по молодости и глупости мы загадывали себе это желание, чтобы избежать переживаний, неудач, смертей или старения.

Джулиан вспоминал свежие трупы людей, чьи жизни обрывались мгновенно, и перебирал в памяти эту застывшую навеки искру жизни, которая уже не несла в себе никакого смысла, просто замороженная в вечности вспышка света, запрятанная в хрустальный гроб. Какой опыт несут в себе эти покинувшие так рано этот мир личности? Сожалел ли он всему тому, что он пережил за свою жизнь? Нет, ему и этого было мало, его жизнь была так коротка, так тесна, и столько всего в этой жизни ещё надо было пережить, испытать, впитать и сохранить в качестве опыта, что даже ста лет ему не хватит. Старость и осознание собственного гниения и есть цена того, чтобы пропускать через себя всю эту живительную энергию, полную движений и вверх и вниз, и другой цены не существует. Но ведь на какой-то миг ему казалось, что он нашёл другое решение, и они с Райаном были почти у цели, чтобы остановить время, так почему же сейчас леденящая пустота пробирается в дебрях его ещё тёплых и пульсирующих кишок, прямиком к сердцу? Почему цена за то, чтобы просто жить в этом материальном мире, требует заморозить свою собственную душу? И как можно в таком случае что-то чувствовать, как получать наслаждение от яркости жизни с заледеневшей душой?

Почему вдруг его перестали пьянить собственные успехи, почему он не смаковал своим нарциссическим эгоизмом обожание к себе, почему не купался в лучах любви и признания, почему не ощущал важность уважения людей, на которых он ещё недавно молился, почему его маленький бытовой рай вдруг стал нудной тюрьмой? Ответ всегда на всё был одинаковым в его жизни. Потому что ты лишён благословения Райана, а без него твоё существование бессмысленно, и все твои достижения и победы окутаны пеленой бездушия. Райан ушёл вместе с цветным миром, и как бы ты ни жаждал вновь пропитать свою жизнь яркостью и разнообразием красок, это невозможно, потому что этот мир был чёрно-белым, и даже все эти оттенки серого не способны были вдохнуть в неё хоть каплю выразительной свежести. Боже мой, если он сейчас позволит себе всё глубже увязнуть в этой депрессивной жиже, то даже его болезненное состояние Парижа, когда скульптуры Ланже вытащили его из чудовищного статичного ада назад в динамичную жизнь, покажется ему всего лишь репетицией перед настоящей душевной атрофией.

Он знал, что надо просто создавать видимость своей жизни, просто верить, что всё хорошо и всячески убеждать себя, что он принял верное решение, наконец-то, он оборвал свои абьюзерские отношения и избавил себя от зависимостей. Всё кричало о том, что влияние Райана плохо влияет на его личность, и сейчас он просто обязан был принять свою свободу и быть счастливым. Он уже проходил подобный опыт, справится! Надо просто убедить себя, что Райана не существует, а даже если и существует, то не в его жизни, просто какое-то далёкое воспоминание, случайный прохожий, никак не влияющий на его настоящее и тем более будущее. Тогда, после первого расставания, он медленно возвращался к жизни, окружённый любовью, заботой, интересными событиями, новыми людьми, рабочими стрессами – из нейтральной стагнации к динамичной и полной экспрессивности жизни. Но каждый раз, когда он что-то делал, его мысли блуждали в опасную сторону, а что бы на это сказал Райан? Да, у него даже тогда был период бунта какое-то время, я буду назло Райану поступать так, именно так, как хочу сам, и я буду счастлив, счастлив, счастлив, всем чертям назло! И он жил в этой показной яркости, полный иллюзий и веры в то, что он сам творит и делает себя счастливым, но это была игра, его собственная игра, а он всегда был хреновым режиссёром, чтобы сыграть блестяще такую вымученную роль.