Но сам мрамор манил его. Он пытался сейчас не акцентировать внимание на личности Джулиана или даже анонимного человека, а просто наслаждаться техническими параметрами этого объекта. Когда он разглядывал в музеях мирового уровня античные скульптуры, он не только улавливал связь между личностью и впитывал её историю, но и любовался её материальными деталями. И сейчас взглядом арт критика он наслаждался структурой мрамора, что блестел и сиял под тусклой белой лампой, создавая впечатление лунного света. Придраться было не к чему, этот мрамор просто обожествлял скульптуру, и хотя на данный момент он отстранился от её человечности, его не покидали мысли, что скульптура делала все его эстетические надежды на идеальность возможными. Да, всё дело было в мраморе, мрамор был материалом богов, именно мрамор наделял эти скульптуры живительной искрой, но настолько тихой и безмолвной, что это чувство могло удовлетворить его живую душу лишь на короткий миг. Ничто не могло заменить живительное тепло человека и его натуральность, но мрамор мог придать человеку идеальную внешность. Как было бы прекрасно, думал он, если бы человек смог обладать такой кожей, как эти скульптуры, воистину мир бы стал воплощением божественной красоты и эстетического рая.
13
Год уже подходил к концу, Джулиан всё реже видел Райана на работе, зато они встречались с ним каждый раз, когда он позировал Ланже. Он начинал получать удовольствие от позирования, и то, что Райан как маньяк подглядывает за столь интимным процессом в какой-то степени начало его заводить. Не в сексуальном смысле, тут он считал, что уже преодолел свои желания, концентрируясь на укреплении чувств к Майклу и оттачивая их сексуальную совместимость. Ему скорее нравилось то чувство восторга, что он давно не замечал от Райана. Не то чтобы это давало ему чувство превосходства над ним, но их равенство уже становилось более прочным и проверенным. Во время позирования он сочетал в себе все страхи, которые вызывали скульптуры Ланже, а также медитацию на божественную основу небоскрёбов, он цеплялся за эти ощущения, чтобы Жану было проще работать, просто физически считывая его внешность. Остальное он ему всё давал в готовом виде. После работы он никогда долго не всматривался в свою скульптуру, потому что не хотел видеть себя в этом полусыром виде, к тому же страх, что он окажется таким же пугающим, как и другие скульптуры Ланже, делали его беспокойным. Но он знал, что ему придётся преодолеть всё на свете и столкнуться один на один с мраморной копией себя самого. И хотя он копил силы, работал с психоаналитиком, читал тонну философских статей и книг на тему гармонии между жизнью и смертью, а также работал над собственными страхами, он понимал, что встреча может опустошить его, как бы он тщательно к ней ни готовился.
А время действительно приближалось, сменились сезоны, и Рождественские выходные были не за горами. И именно к Рождеству Райан планировал открыть свою галерею, где также впервые будет выставлена работа Ланже, его мраморное изваяние! Жану остались последние штрихи, чтобы завершить её, и он уже какое-то время не позировал ему, так как это уже не имело смысла, он дал всё, что мог художнику, которому оставалось теперь соединить вместе все эти знания, чтобы завершить свою очередную идеальную работу.
Поскольку об этом не афишировалось официально, и сам он по своим личным причинам почти никому не рассказал о своей странной сделке с гениальным скульптором, он понятия не имел, как отреагирует на его скульптуру мир искусства. И люди, которых он знал. Что они там увидят? Узнают ли его? Будет ли объявлено имя модели, и какое будет название у скульптуры? Ему хотелось обсудить все эти детали, и вообще, может ли он хоть на каплю претендовать на право решать все эти официальные вопросы? Ему никто не платил за позирование, и он никогда не обсуждал возможность иметь авторские права, и когда злосчастный день приближался, и его скульптуру выставят официально, ему вдруг захотелось выкупить её и тогда уже решать, стоит ли её кому-то показывать. Но Жан и Райан были в последнее время недоступны, у обоих было работы выше крыши, и хотя Райан не совсем с нуля начинал создание собственной галереи, всё же он прекрасно понимал, сколько нужно всего учесть и сделать, чтобы открыть галерею в центре Нью-Йорка. Его ласково отшивали, когда он пытался донести до них свои мысли, что он хотел хотя бы перед экспозицией увидеть свою скульптуру. Ланже быстро поставил его на место, солгав, что у него уже контракт с Райаном, и он уже тут ничего не решает. Райан же старался сначала нервно объяснить ему, что его мнение не учитывается, он был просто натурщиком, он свою работу выполнил, остальное его не должно касаться. Он будет в списке VIP гостей на открытии, и по всем вопросам пускай обращается к его агенту или секретарю. Так что Джулиан тогда и осознал, что ничего не добьётся.