Мсье Гурджиев

Лежавшая у меня на столе открытка явилась отзвуком тех вопросов, которые я задаю себе, листая документы, связанные с деятельностью Гурджиева начиная с 1917 года, то есть с того момента, как этот человек, блуждавший по Востоку в поисках тайного знания, начал готовиться к тому, чтобы сыграть большую игру, выступив в роли «Учителя» на Западе. Я не думаю, что Полан кладезь мудрости, и не считаю его оракулом. Однако два исключительно глубоких опыта смерти, о которых я здесь не смогу рассказать подробно, а также терпеливое приобщение к дзэн-буддизму позволяют ему подчас, при счастливом стечении обстоятельств, произнести магические слова, проливающие свет на многое. Я полагаю, что речь здесь идет как раз об одном из таких обстоятельств, потому-то; вместо предисловия, процитировал текст этой открытки.

В 1917 ГОДУ в России разражается революция. Лицо мира должно измениться. Хотелось бы удержаться от искушения связать столь важное событие мировой истории с внезапным изменением Гурджиева, но мы пока ничего не знаем о деятельности тайных обществ в России накануне большевистской революции, и можно утверждать, что так ничего о них и не узнаем, как не узнали из-за многочисленных конспирации и фальсификаций о трудах, посвященных эзотерическим объяснениям Великой французской революции. Как бы то ни было, облик Гурджиева внезапно и резко изменился. После 1917 года перед нами словно предстает не сам он, а карикатура на него. Не в моей власти указать причину подобного изменения, ни тем более описать его. Эту перемену почувствовала и перестрадала добрая дюжина людей, но ни одному из них так и не удалось проникнуть в ее суть.

Все происходило так, словно Гурджиев внезапно «замаскировался», подкрепляя свою маскировку шумихой, разбрасыванием денег, публичными выступлениями и созданием различных «школ». Из той дюжины теперь не осталось в живых никого, и единственный, кто рассказал об этом, был Успенский. Но и он говорил лишь намеками. Разумеется, этот Гурджиев номер два представлял собой особую силу, и его влияние на современников было в тысячу раз большим, чем влияние Гурджиева номер один. Точно так же, как большевизм, явившийся карикатурой на революционные надежды и мечты об «освобождении человека», несмотря ни на что торжествует и, по мере осуждения своих карикатурных черт, оказывает все большее влияние на современный мир. Иногда мне приходит в голову, что Кавказ дал нам двух великих людей, которые, прекрасно понимая, с чем они имеют дело, предпочли представить миру лишь карикатурную сторону той власти, которой они были облечены: это Сталин и Гурджиев[11]. Но довольно об этом. Я вполне серьезно считаю, что не стоит до конца открывать крышку загадочной кавказской кастрюли.

Я повторяю, что именно о Гурджиеве помер два мы и будем говорить, ибо моей задачей является не раскрытие сущности этого человека, но как можно более точный показ его влияния на европейскую интеллигенцию в течение последних лет. Если речь действительно идет лишь о карикатуре, следует думать, что мы живем в эпоху, когда, как мне сказал Жан Полан, «все, что называют оккультными науками, намного отстает от XIII века; нам не хватает фактов, словно у истории есть свои секреты и тайники», и лица духовных учителей могут предстать нам лишь как карикатура на них самих. Это еще одно свидетельство замутненности современного мира. Но я при этом продолжаю повторять, что Гурджиев, сколь карикатурным он бы ни представал перед нами, является, на фоне общей посредственности, одной из немногих фигур, достойных того, чтобы о них говорить.

В 1917 ГОДУ Гурджиев укрывается у себя на Кавказе. Он снимает маленький домик вблизи города Ессентуки и приглашает к себе двенадцать человек, своих лучших учеников, отобранных за четыре года во время не имевших определенной цели собраний в московских и петербургских кафе. Эти двенадцать человек бросили все, не имея твердой надежды на возвращение в страну, где разразилась гражданская война. «Я всегда испытываю странное чувство, говорил Успенский. когда вспоминаю этот период. Мы провели в Ессентуках около шести недель. Однако сейчас это кажется мне совершенно невероятным. Всякий раз, когда мне случается разговаривать с кем-то из побывавших там, они с трудом могут поверить, что, все пребывание в Ессентуках длилось шесть недель. Даже шесть лет не вместили бы в себя все, что относится к этому периоду, настолько он был насыщенным». В течение шести недель Гурджиев преподал целую серию физических и умственных упражнений, способных открыть путь к второму сознанию, и раскрыл множество тайных доктрин. «Он указал общий план работы, пояснил истоки всех методик, всех идей, их связи, взаимоотношения и общее направление движения. Многие вещи оставались для нас неясными, другие не были восприняты в их истинном значении или даже были поняты наоборот: но, как бы то ни было, мы получили общие установки, которые, как мне казалось, смогли бы вести нас в дальнейшем».