Мсье Гурджиев

Позже, словно одержимый жаждой перемены мест, Гурджиев покидает Тифлис, обосновывается в Константинополе, но уже через несколько месяцев бросает новый «Институт», открывает другой в Берлине, отказывается и от этой затеи, приезжает в Лондон, где Успенский читает свои многочисленные лекции, встречается со слушателями своего бывшего соратника, потом вынужден покинуть Англию но причинам, о которых я уже говорил в первой части этой книги, и благодаря неожиданному вмешательству Раймона Пуанкаре получает разрешение обосноваться во Франции.

И вот тогда, осенью 1922 года, после пяти лет подготовки, начинается большая игра.

ГЛАВА ВТОРАЯ Спешите! Спешите! Большой парад в театре на Елисейских Полях. Еще один большой парад в Нью-Йорке. Гурджиев хочет заинтриговать публику! Что собой представляли движения и танцы. Методика атомизации. Что же происходит в Авонском Аббатстве?

13 ДЕКАБРЯ 1923 года в газете «'Комедия», посвященной парижским спектаклям, можно было прочесть следующую заметку:

«Быть может, профессор Гурджиев пока неизвестен в Париже, но он знаменит во всем мире. Первый показ его «Института», который состоится сегодня вечером в театре на Елисейских Полях, посвящен «Движениям». В дальнейшем за ним последуют другие спектакли, включающие музыку и поразительные откровения, характерные для религиозных церемоний древнего Востока.

«Институт гармоничного развития Человека» так называется институт Гурджнева позволит нам участвовать в исследованиях, которые очень долгое время проводит его руководитель на самых разных широтах.

Интерес профессора Гурджиева обращен главным образом к Востоку, как древнему, так и современному. Именно восточное искусство предстанет перед нами в гимнастике, ритмике, священных и светских танцах, танцах дервишей, факиров и монахов, причем некоторые из этих танцев сохраняют тесную связь с религиозными церемониями.

Впервые мы увидим танцы Тибета и Афганистана. И, разумеется, все это будет происходить в театре на Елисейских Полях, где вы сможете стать свидетелями этого любопытного и увлекательного зрелища уже сегодня вечером, на открытой генеральной репетиции. Премьера в воскресенье вечером».

Через несколько дней в той же газете можно было прочесть следующую заметку:

«Мсье Эберто вновь продемонстрирует парижской публике совершенно необычные исследования и позволит нам судить об интересе и значимости работ «Института» Гурджиева.

Мы увидим танцы, навеянные древнейшими восточными обычаями, ритуальные жесты, коллективные движения, внушенные властными и загадочными флюидами. Но не стоит рассматривать все это лишь как часть хореографического искусства: это иллюстрация новой концепции формирования человека, переделка его психологической основы и всестороннее усовершенствование его личности. Результаты, достигнутые новой методикой, помогающей человеку освоить внутренние и внешние богатства природы, вполне ощутимы в этой хореографии, гимнастике и ритмике; но они не менее существенны и в других областях…

Мсье Гурджиев составил план и воплотил в жизнь этот удивительный синтез искусств, имеющий столь большое воспитательное значение; неутомимый путешественник, он оказался, задолго до войны, под большим влиянием того, что увидел на высокогорьях Центральной Азии именно там он искал источник истинной мудрости, которой теперь решил поделиться с людьми.

Его система основана прежде всего на необходимости вернуть нам равновесие и координацию наших трех центров: восприятия окружающего, реагирования, а также психических и психологических движений. Для этого он решил создать большое и великолепное заведение, которое сейчас организуется в Фонтенбло: «Институт гармоничного развития Человека».

В АПРЕЛЕ 1924 года в Нью-Йорке м-р Кэрролл, репортер ''Нью ивнинг пост», сообщил о том, что состоялся первый показ «Института» Гурджиева в Америке, в котором принимала участие группа учеников из Фонтенбло под руководством самого профессора Гурджиева. Показ состоялся в помещении на западной окраине Нью-Йорка. М-р Кэрролл писал следующее:

«Сначала были показаны танцы, исполненные группой людей, облаченных в просторные одежды и обутых в мягкие туфли. Это было фантастическое зрелище, ибо каждый танцевал по-своему. Оркестр, которым руководил человек по фамилии Хартман, играл странную музыку, где преобладал грохот барабана. Движения имели символическое значение, но при этом совершенно не были чувственными; создавалось впечатление, что перед нами демонстрируется культ, в котором чувственность вообще не присутствует.